● Древние ингуши

♥ კავკასია – Caucasus

● Исса Кодзоев – SOS!!! Спасите мой народ!

Древние ингуши

• О Происхождении Ингушей
• Некоторые Вопросы Расселения Древних Ингушей и Существования у Них Собственной Государственности
• Проникновеняи христианства к вайнахам

***

О Происхождении Ингушей

Несмотря на трудности решения этногенетических проблем, попытки их постановки и разработки в современных общеисторических исследованиях вполне естественны и закономерны. Проблема происхождения того или иного народа настолько актуальна, что при любых условиях она встанет перед исследователем и потребует от него посильного освещения.

В настоящее время общепризнанно считать, что проблема этногенеза — это прежде всего комплексная проблема. На течение этногенетического процесса действуют самые различные факторы, характеризуемые определенными признаками, специфичными для материальной и духовной культуры народа. Только при должном учете показателей всех этих признаков, изучаемых целым рядом научных дисциплин (археология, этнография, антропология, история, языкознание), с большим правом можно надеяться на более или менее верное решение этногенетической проблемы.

Этот принцип комплексного использования всех возможных источников мы и положим в основу нашей попытки освещения вопроса о происхождении ингушей. Оговоримся сразу, что, поскольку предки чеченцев и ингушей исторически были тесно связаны между собой, в освещении этногенеза ингушей в ряде случаев одновременно будет затрагиваться и вопрос о происхождении чеченского народа как более многочисленной и, может быть, ведущей ветви единого вайнахского этнического массива.

Рассмотрим последовательно те теории и заключения о происхождении чеченцев и ингушей, которые существуют в исторической литературе и основаны главным образом на языковых данных.

Акад. П. С. Паллас, например, высказал предположение, что ингушские племена «кисты» являлись прямыми потомками алан1. Основанием для такого суждения было наличие в кистинском наречии ингушского языка понятия семибожия («Ардауда»), выражаемого аланскими словами «вар» (семь) и «дада» (отец) или «дела» (бог). Как известно из «Перипла Черного моря» анонимного автора V в. и Скимноса Хиосского 2, греческий город Феодосию таврические аланы называли «Ардабда» (т. е. «семибожный»)3. На это обратил внимание еще С. Броневскпй, одновременно заметивший, что эти словосочетания («Ардабда», «Ардауда», «Вардада») при сравнении со словарем кавказских наречий И. А. Гюльденштедта обнаруживают и некоторые расхождения 4. Существующее же не только в алано-осетинских, но и в абхазских древних культовых представлениях понятие семибожия с культовыми терминами «арды», «грды», «ерды» в осетинском и ингушском языках («Аларды» — в осетинском, «Гальерды» — в ингушском) 5, позволяет судить лишь о значительных следах аланского влияния в местных (так называемых яфетических) языках народов Кавказа, но не больше. Для установления же прямой генетической преемственности, скажем, ингушей или абхазов от алан нет никаких оснований.

В 1928 г. Б. А. Алборов посвятил этому вопросу специальную статью. В противоположность высказанному взгляду об иранском происхождении осетинских терминов «Alardi», «Alaurdi», он вместе с ингушским «Hal’erdy» возводил их к шумеро-аккадской, т. е. семитической, основе, что представляется еще менее правдоподобным 6. При толковании происхождения «Аларды-Гальерды» Б. А. Алборов весьма поверхностно исходил из особенностей религиозных представлений шумеро-аккадов, ассирийцев, вавилонян, отчасти хеттов и даже египтян и заключал, что «одна из составных частей осетинского и ингушского народов прибыла из тех мест, где сильно было религиозное влияние указанных выше древних народов» 7. В свете современных данных это заявление звучит совершенно неубедительно, ибо все эти народы относятся к различным языковым системам, вернее, семьям, каждый имел свои особые исторические судьбы и к кавказским народам не имел прямого отношения.

Только в качестве курьеза можно привести мнение антрополога И. Пантюхова о происхождении чеченцев и ингушей от сирийских халдеев и ираноязычных татов. В обоснование своего заключения он положил наблюдение над волосатостью тела и некоторые антропологические показатели у ингушей. Правда, И. Пантюхов сам отказывается говорить о том, «как природа и обстоятельства переделали ингушей из халдеев и татов чуть не в чистых чеченцев» 8, оставляя свою теорию образчиком антинаучных построений и примером крайнего дилетантизма и вульгаризаторства. Первые же серьезные лингвистические работы П. К. Услара и Л. П. Загурского послужили основанием для выделения чеченского и ингушского языков из окружающей среды и отнесения их к самостоятельной «восточно-горской группе языков срединной части Кавказского края» 9. Ряд последующих авторов, оперируя главным образом этими тезисами, основанными па языковых данных, также относили ингушей к восточнокавказской семье народов и считали их одной из ветвей чеченского народа 10. Западноевропейские языковеды (Р. Эркерт, А. Дирр, Н. Трубецкой, А. Тромбети и др.) тоже объединяли чеченский, ингушский и тушинский языки в единую чеченскую, или кистинскую, группу 11.

В 1915 г. акад. Н. Я. Марр выделил ингушский язык вместе с чеченским и цова-тушинским (бацбийским) диалектами в особую чеченскую группу 12, позднее назвав ее срединной ветвью яфетических языков Северного Кавказа 13.

Данные последующего изучения народов — носителей чеченского, ингушского и бацбийского языков — полностью подтверждают это положение. Исследование же языковых особенностей этих народов позволило не только поместить их в одну группу, но и объединить единым термином — «нахские народы» или «нахский язык». Так, известный кавказовед Ю. Д. Дешериев прямо говорит о «нахских народах» и «общенахском языке». На основании тщательного анализа особенностей языка чеченцев, ингушей и бацбийцев он считает, что эти языки образовались в процессе распада более древнего общенахского языка-основы, некогда характеризовавшегося едиными признаками — вокализмом, консонантизмом, системой склонения, спряжения и др. В итоге он приходит к признанию самостоятельности этой языковой группы в единой кавказской семье языков, занимающей промежуточное положение между дагестанской и абхазо-адыгской группами 14.

Между прочим, немаловажным является и то обстоятельство, что принадлежность всех этих народов к единой лингвистической группе блестяще подтверждается и общностью их материальной и духовной культуры, в особенности чеченцев и ингушей. Эта общность все более подкрепляется наблюдениями над формами жилищ, предметами быта и другими категориями древней и средневековой материальной культуры вайнахов 15. Опыт новейших археологических исследований доказывает глубину и давность происхождения ряда форм материальной культуры, уходящей своими корнями в I тысячелетие до н. э. и даже глубже 16.

Но менее важными являются заключения антропологов, рассматривающих чеченцев и ингушей как представителей единого так называемого кавкасионского антропологического типа, характерного для всего современного населения Центрального Кавказа 17.

Весьма интересно, что антропологическое обследование ингушского народа, проведенное в 30-х годах нашего столетия экспедициями Московского антропологического института под руководством крупного советского антрополога проф. В. В. Бунака, еще тогда позволило ему высказать следующее: «В отдаленнейшую эпоху… Северный Кавказ был заселен двумя потоками народа: одним — двигавшимся по западной окраине Кавказа, другим — по восточной. Оба эти потока родственны с народностями Малой Азии. В центре Кавказа они встретились и образовали собственный своеобразный тип, в разных видоизменениях встречающийся к югу от Главного Кавказского хребта, но в известной мере проникший и на северные его склоны. Среди ингушей этот собственный кавказский тип сохранился более чем у кого-либо из других северокавказских народов» 18. Позднее другой видный советский антрополог проф. Г. Ф. Дебец признал, что кавкасионский антропологический тип «самый кавказский из всех кавказских» 19.

Приведенное выше заключение В. В. Бунака об участии в формировании антропологического типа кавказцев каких-то южных малоазийских элементов с указанием направлений движения этих элементов почти полностью совпадает с положениями Н. Я. Марра, высказанными им еще в 1916 г. Выясняя происхождение горских языков северной полосы, так называемого яфетического мира, Н. Я. Марр установил отдаленнейшую связь их с древними «яфетидами», некогда жившими в соседстве с просвещенными народами Малой Азии 20. Любопытно, что эти тезисы крупнейших антрополога и историка-лингвиста полностью подтверждаются последними выводами археологов: но памятникам материальной культуры также устанавливаются очень давнее кавказское культурное единство 21, возможная этническая общность и связи этой культурной общности с культурой Закавказья и Малой Азии еще в III тысячелетии до н. э. 22 В разной степени это признается и представителями исторической науки, в частности акад. Г. А. Меликишвили 23, проф. И. М. Дьяконовым 24 и др.

Таким образом, можно считать, что ингуши, как и чеченцы, являются потомками одних из древнейших и коренных обитателей Кавказского перешейка. С давних пор они развивались в контактах с окружающим миром, проявлявшихся в разных формах — и в бранных долах, и в мирных деловых сношениях.

Исследователи, занимающиеся изучением истории ингушей, отмечают следы их различных культурных взаимоотношений с другими народами. Доказательствами этих связей являются и памятники материальной культуры, общность или сходство поведения, существующих обычаев (адатов) и (в большей степени) словарный материал. Последовательно рассматривая состав этих источников, мы вынуждены признать, что больше всего обнаруживается фактов, свидетельствующих о грузино-ингушских взаимоотношениях.

Весьма показателен факт наличия в ингушской лексике элементов грузинского языка. Заимствованную из грузинского языка лексику можно разделить на две категории.

К первой категории относятся слова, которые следует приурочить к более ранней поре общения ингушей с грузинскими племенами. Таковы: «известь», «верхние этажи», «башни», «потолочная жердь», «палка», «пила», «щипцы», «коса», «серп», «мотыга», «люлька», «тренога», «путы», «лук», «дуб», «пламя», «огонь», «миска для молока», «мешок», полный комплект пахотных орудий и т. п. Среди названий животных также встречается ряд грузинских заимствований. Так, осел, бывший некогда главным транспортным средством, только с улучшением дорог вытесненный верховой и вьючной лошадью, именуется ингушами по-грузински — «вир». Слова «курица», «кошка», «маленькая лошадь» и другие также связываются с грузинскими названиями этих животных 25.

Несомненно, при более тщательном анализе ингушского словаря можно проследить последовательные этапы языковых и культурных связей с грузинами. Конечно, такие термины, как «известь», «пила», «щипцы», «машикули» и др., попали в обиход ингушей позже, чем слова из основного словарного запаса («огонь», «дуб», «палка» и др.).

Ко второй категории относятся слова, появившиеся в Ингушетии вместе с проповедью христианства, что подтверждается наличием на ингушской территории грузинских храмов «Тхаба-Ерды», «Альбы-Ерды». Грузинское происхождение имеют такие названия, как «пятница», «суббота», «воскресенье», «неделя», «понедельник», «крест», «пост», «ад», «свеча», «дворец», «часовня», «свадьба» и т. п. 26

Интересно было бы также проследить, не являются ли грузинскими этнические и топонимические имена и названия с окончаниями на -хи 27, аналогичные ингушским Арм-хи (белая река или вода), Сурхо-хи (красная река, вода), Пседа-хи (красивая река или хорошая вода) и т. д.28 По свидетельству грузинского историка царевича Теймураза, «кистины, галгаи и дзурдзуки прежде говорили на грузинском языке и были христиане» 29. Конечно, это нужно понимать не в буквальном смысле, исключающем существование своего языка.

Возможно, некогда подобных «грузинизмов» в ингушском языке было гораздо больше, но постепенно они вытеснялись при последующем общении ингушей с тюркскими народами и с алано-осетинами, обогатившими их кумыкскими и осетинскими словами 30.

«Грузинские племена,— писал Н. Я. Марр,— рано появляются на Кавказском хребте и успевают оказать свое языковое влияние на чеченский и тушинский (галгайский) языки. Бесспорно необычайно глубокое влияние грузинского народа на язык, психику чеченского племени» 31.

Рис. 5
Комплект железных крестов (7—5) и бронзовых поясных блях (в, 7 внизу), найденных Л. П. Семеновым в 1929 г. в тайнике святилища «Эрзели» близ с. Эрзи

Не следует забывать, что так называемые нахские народы (включая ингушей) и грузины, принадлежа к одной языковой семье кавказских народов (иберийско-кавказская языковая семья), в далеком прошлом имели между собою больше общих элементов и более тесные связи, чем позднее с западными соседями — ираноязычными осетинами.

Еще И. А. Гюльденштедт выяснил, что в древние времена «сей народ был подвластен Грузии».

По С. И. Макалатия, «в XI в. Хевсурети (Пхови) вместе с Кистети и Чечней (глигвы и дзурдзуки) в административном отношении являлась частью Кахетии и подчинялась кветерскому эристави» 32. Царевич Вахушти писал, что «кахетинцы считают своими дзурдзуков, глигвов и кистин, а они не ведают об этом с того времени, как отпали» 33. Некоторые группы хевсуров, тушин и пшавов и до сих пор имеют культуру, близкую к ингушской. Согласно Вахушти, тушины Пароманского (Пирикительского) ущелья «верой и языком смешаны с кистами». По другим данным, «цовские и пирикительские тушины суть кистинского происхождения». А. Н. Генко был даже склонен считать, что «древнейшим очагом чечено-ингушского национального бытия была современная Тушетия, впоследствии огрузинившаяся» 34.

Памятники материальной культуры этих народов также обнаруживают черты, общие с ингушскими памятниками. Постройки в Пшавии, Хевсуретии и Тушетии сходны с ингушскими. Таковы жилые и даже боевые башни, многочисленные склеповые сооружения, сложенные из местного камня с перекрытием из тонких плит шиферного сланца 35. Хевсурские и тушинские башни с пирамидальными крышами по технике кладки и конструкции весьма близки к ингушским боевым башням36. С подобными крышами известны древние молельни (святилища) в Пшавии. Хевсуры и тушины считают, что строительное мастерство (постройка башен) к ним было занесено ингушами.

Здесь уместно вспомнить о значительном наборе медных и бронзовых массивных орнаментированных поясных блях, пряжке и наконечниках поясного ремня (всего 16 шт.) из окрестностей г. Манглиси (Грузия) 37. Подобные бляхи были обнаружены Л. П. Семеновым в тайнике одного из ингушских святилищ (рис. 5). Время бытования этих предметов пока не поддается точному определению. Манглисский поясной набор найден в каменном ящике с вещами, допускающими предположение о более ранней дате, чем известные ингушские памятники. Близкие манглисскому комплексу части поясного набора недавно поступили в Грозненский музей из раскопок разрушившейся грунтовой могилы в с. Ольгите в Джерахском ущелье (рис. 6).

Эти находки, относящиеся к раннему средневековью, в тайник святилища могли быть положены намного позже.

Некоторые ингушские культы имеют особенности, присущие культам, некогда бытовавшим у отдельных грузинских племен. Существовавший до сравнительно позднего времени в Ингушии культ женского божества Тушоли (богиня плодородия, деторождения, размножения и т. д.) носил ярко выраженный фаллический характер. Весьма редким на Кавказе является фаллический памятник, до 1930 г. стоявший перед святилищем ингушского с. Кок 38 (рис. 7). Подобные массивные памятники, если не считать многочисленных бронзовых статуэток, найденных на Северном Кавказе и в Закавказье и восходящих еще к эпохе кобанской культуры, известны только в Закавказье. В окрестностях г. Ахалкалаки близ ст. Мурдтахети находятся еще два каменных фаллических памятника 39. О других фаллических памятниках из этого же Ахалкалакского района, в частности о памятнике из Катахевского монастыря, упоминает П. А. Флоренский 40. Церемонии, совершаемые вокруг этих памятников местными женщинами, также напоминают собой действия ингушек, желавших иметь детей.

Рис. 6
Части поясного набора (бронза) из грунтовой могилы в с. Ольгите. Доставлены в Чечено-Ингушский музей в 1965 г.

Несколько массивных фаллических памятников из разных пунктов Советской Армении экспонированы в Армянском государственном музее в Ереване. В различных местах Грузии (включая и Сванетию) до позднего времени бытовали верования и обряды с ярко выраженным фаллическим оттенком, аналогичные ингушскому культу Тушоли.

В заключительной части своей интересной работы, посвященной культу Тушоли у ингушей, Е. М. Шиллинг писал: «Так же как Тушоли, сванский «Сакмиссай» не может быть целиком выведен из глухой нагорной территории, где держащееся вопреки всем физико-географическим условиям земледельческое хозяйство являет собой факт сохранения в горах традиций, занесенных из более южных районов. Точно так же и корни ингушского культа Тушоли, характерного для земледельческого обихода, следует искать не на Северном Кавказе, а в кругу старой земледельческой культуры, связанной с весенним праздником возрождающейся природы, божествами плодородия и фаллическими образами, направленными на обеспечение урожая» 41-42.

А. А. Захаровым приводится ряд параллелей ингушскому культу Тушоли в древних культах Передней Азии 43. Действительно, аналогичных примеров из культов северокавказских народов, кажется, нет. Есть лишь не совсем достоверные сведения о нахождении отдельных памятников (якобы фаллических) в районах Северного Кавказа.

Лингвистический разбор имени Тушоли, произведенный в специальной статье 3. К. Мальсаговым с выделением корня «Туш» («ли» является суффиксом принадлежности), предположительно позволяет сближать этот корень с корнем имени халдского бога Туш-ба 44. Позднее правомочность этого сближения с хурритским Тешубом и уратским Тейшебом была подтверждена Д. Д. Мальсаговым и Ю. Д. Дешериевым 45.

Таким образом, из рассмотрения одного из основных древних ингушских культов — культа Тушоли вытекает, что исторические корни культа следует искать где-то на юге, возможно в Грузии. Некоторые ингушские мифы (например, миф о дэвах) также сближаются с мифами народов Закавказья и даже Передней Азии. В ингушском и чеченском фольклоре сохранились многочисленные упоминания о южном происхождении отдельных чечено-ингушских родов. Эти предания оказывают существенную помощь в выяснении происхождения и этнического состава изучаемого народа. Некоторые фамилии выводят своих мифических предков из Ирана, Турции, Аравии, Сирии, Дагестана 46, сопровождая свои рассказы такими подробностями, что происхождение этих легенд уже нельзя не поставить в прямую связь с мусульманизацией чечено-ингушского народа, начавшейся не ранее XVI—XVII вв. 47 и окончательно закончившейся у ингушей только в середине XIX в. В одном предании об арабах прямо говорится, что арабские воины, приблизившиеся из Чечни к пограничным ингушским районам и предложившие ингушам принять мусульманство и подчиниться их власти, положили основание некоторым ингушским фамилиям 48. В ряде случаев в этих преданиях проявляется тенденция феодализирующейся верхушки отдельных родов связать свое происхождение с классовыми обществами и как бы обосновать свое превосходство над соплеменниками 49.

Рис. 8
Житель с. Шуан Бунухо Шахоев, сообщивший экспедиции о прошлом быте ингушского народа.
Фото И. П. Щеблыкина, 1929 г.

Другие фамилии ведут свое происхождение от кабардинцев, фиренгов (европейцев) и даже от греков («джелтов», «джилинов»). Но, кажется, больше всего и ингушские, и чеченские предания упоминают о грузинском происхождении многих чечено-ингушских родов и фамилий. Почти в каждом горном ингушском ауле можно услышать предание о связях ингушей с отдельными грузинскими племенами, ближайшими их соседями. В специальной литературе опубликовано немало сведений о переселении в далеком прошлом ингушей из Грузии, об уходе ингушей в Грузию и об обратном возвращении их на родину.

Образование кистинского общества народное предание связывает с некоторыми событиями из грузинской истории. Мнимые родоначальники ингушских фамилий Евлоевых (населяющих несколько горных аулов в Ассинском ущелье: Евлой. Нюй, Пялинг), Зауровых из с. Салги и других считаются выходцами из Грузии. Фамилия Бекбузаровых из с. Хамхи, как предполагают, происходит из Хевсуретии, «Несколько ингушских фамилий из Джерахского ущелья когда-то давно выселились в Грузию и живут там где-то близ Тифлиса. Переселились они из-за какой-то ссоры с другими фамилиями, жившими в Джерахском ущелье. По рассказам, потомки выселившихся в Грузию ингушей приходили временами в Джерахское ущелье, чтобы брататься с местными жителями, поддерживать прежние родственные связи» 50.

Имена некоторых грузинских царей были очень популярны в ингушской среде. Возникновение таких древнейших ингушских аулов, расположенных в верховьях Ассинского ущелья и считающихся колыбелью ингушской культуры, как Таргим, Эгикал, Хамхи, Мецхал, Фалхан и других, предания относят к периоду царствования грузинской царицы Тамары (XII в.). Среди нехристианских имен далеких предков отдельных ингушских обществ встречаются явно не местные, а христианские имена, такие. как Леван, Мануил и другие, скорее всего попавшие сюда из Грузии. По мнению Ю. Д. Дешерпева, еще сильнее чувствуется влияние грузинского языка, грузинской культуры в бацбийской ономастике 51.

Сходная картина родства с грузинскими племенами рисуется и по чеченскому материалу. Существуют некоторые данные о родстве «бадби» (цова-тушин) с населением Мелхестинского района Чечни. По А. П. Ипполитову 52 и Н. Дубровину, некоторые чеченские фамилии имеют грузинское происхождение: «Так, например, фамилия Зумсой считает себя происхождения грузинского, Калой — тушинского, родоначальники фамилии Варандинской — выходцы из Хевсуретии» 53.

По сведениям, полученным от Арсанукаева, в с. Центорой историко-бытовой экспедицией Государственного Исторического музея (руководитель А. Б. Закс, 1936 г.)54 некоторые чеченские фамилии Чеберлоевского района имеют родоначальников, проживающих в горных селениях Телавского района Грузии. Известно, что христианизация средневековых чеченцев также шла из Грузии. Народные предания, наряду со свидетельством о военных столкновениях грузин и чеченцев, содержат и примеры большой дружбы, некогда существовавшей между представителями этих народов. Такова легенда о храбром Бекбулатове, слышанная нами в с. Харачой и от жителя с. Ведено Омара Али Зелимханова (сына известного «абрека» Зелимхана). С его же слов нами была записана другая легенда, повествующая о неудачном приглашении чеченцами князя из Грузии 55.

Безусловно, необходимо считаться с некоторой условностью приводимых данных о связях и родстве чечено-ингушских племен с другими племенами. Нельзя категорически утверждать, что все приведенные свидетельства из легенд и преданий имеют точную историческую достоверность. Но вместе с тем нельзя не признать, что они содержат и какие-то зерна истины. Нередко они с достаточным основанием позволяют судить о некоторой пестроте чечено-ингушского этноса (конечно, относительной, как и каждого народа), окончательно сформировавшегося в процессе длительного развития и взаимосвязей с соседями, а также в условиях частичных передвижений, переселений и некоторой ассимиляции отдельных групп и фамилий 56. Любопытно, что о переселении говорят предания буквально каждого ингушского и чеченского рода, каждой фамилии. Известна, например, чеченская тайпа (род) Кобартий (Гебертий) якобы кабардинского происхождения, а такое переселение могло быть никак не ранее XIV—XVI вв. Поэтому правильнее будет ингушские общества рассматривать как образовавшиеся из глубоко местного древнего этнического ядра с частичным включением разноплеменных родовых групп, сохранивших еще память о своем различном происхождении. Оценивая ингушский этно-генетический процесс в таком аспекте, мы должны констатировать некоторое преобладание в нем южных элементов.

Весь рассмотренный материал указывает на определенный удельный вес грузинизованных элементов, некогда участвовавших в создании всего вайнахского этноса и особенно в оформлении ингушской культуры.

Можно думать, что большинство этих данных когда-то имели под собой вполне реальные основания и до наших дней сохранились только как отголоски древнего культурного единства и языкового родства далеких предков ингушей с предками грузинских племен. Последние составляли, пожалуй, ведущую часть когда-то большого общекавказского этнокультурного единства или «яфетического» комплекса кавказских народов; отсюда и вероятность предположения, что в древности указанных «грузинизмов» в ингушской культуре могло быть гораздо больше.

Разбирая давнее и длительное влияние грузинских племен на горцев Центрального Кавказа, Н. Я. Марр писал: «Не скрою, что и грузинские горцы, в числе их хевсуры и пшавы, мне сейчас представляются такими же грузинизированными племенами чеченского народа, но не предрешая пока ничего, оценивая только фактически бесспорное, необычайно глубокое влияние грузинского народа на языковую психику чеченских племен даже тех, которые теперь разобщены с грузинами и находятся по сю сторону хребта в плоскостной Чечне, мы не можем не наметить двух положений, во-первых, того, что появление грузин, даже картцев в обсуждаемом районе прохода [имеется в виду Дарьяльское ущелье.— Е. К.] и надо датировать по меньшей мере древностью не менее десятка столетий, во-вторых, в чеченах нельзя не видеть одного из коренных местных народов, вытеснявшихся из прохода грузинами в направлении с юга на север» 57. К заключению, что ингуши пришли на ныне занимаемую ими территорию «с юга, из-за гор», пришел и проф. В. П. Христианович, обследовавший горную Ингушетию в 20-х годах нашего столетия 58.

В этой связи заслуживают внимания и выводы, сделанные акад. И. А. Джавахишвили на основании анализа топонимических названий Грузии. И. А. Джавахишвили установил, что «восточные провинции Восточной Грузии некогда были заселены чеченскими и дагестанскими племенами» и что «магистраль направления передвижения этих племен была с юга на север» 59.

Конечно, признавая глубокую, притом местную, подоснову в формировании ингушской народности (вернее, нахского этноса) на Центральном Кавказе, нельзя исключать возможности более позднего (а иногда, может быть, и вторичного) появления ингушских элементов в отдельных районах края. Иногда на это указывают местные предания и легенды. Так, по преданию горцев Джерахского ущелья (устье р. Арм-хи при слиянии ее с Тереком), «настоящее чеченское племя, населяющее ущелье Джейрах, пришлое», оно якобы вытеснило за Терек «жившее здесь осетинское племя» 60.

Рис. 9
Женские головные уборы 1,2 — парадные головные уборы «кур-харс» из надземного склепа у с. Фалхан (вид сбоку и прямо; 3 — предполагаемый головной убор позднебронзового века из могильника у с. Харачой (по М. М. Герасимову); 4 — реконструируемый головной убор из Нестеровского могильника V в. до н. э. (по М. М. Герасимову); S — ингушский «кур-харс» XV—XVII вв.

Передавая историю своих родовых селений, горцы обязательно перечисляют всех своих прямых предков. Переселение, например, горцев, положивших основание аулу Шуан, было совершено якобы 11 —12 поколений назад. Помощник последнего ингушского жреца аула Фалхан 80-летний Алихан Мурзабеков, сообщая нам в 1929 г. сведения о засолении аула Фалхан. назвал 12 имен своих предков: 1) Тейбик, 2) Мойсур-Безик, 3) Мохош, 4) Токк, 5) Дзор, 6) Джамураза, 7) Бахмет, 8) Паччи, 9) Эсмурза, 10) Тоэй, 11) сам Алихан и 12) его племянник Орц. Считая в среднем по пятьдесят лет на одно поколение 61, мы можем если не самый момент появления ингушских родо-племенных групп, то во всяком случае некоторые факты из прошлой истории ингушских обществ относить ко времени 600— 800 лет назад 63. В этой связи заслуживает внимания одно старое хевсур-ское предание, недавно приведенное Р. Л. Харадзе и A. И. Робакидзе. В нем указывается, что в годы царствования Тамары глигвы, т. е. пнгушп, уже обитали в современных ингушских селениях Гаппи, Цоли, Неакист, Кайрак и др. Предание сообщает также о переселении нынешних жителей Архоти (т. е. хевсур) из Ингушетии и о принятии ими христианства в Грузии 63.

Данные генеалогий ингушских родов и преданий о происхождении отдельных аулов на первый взгляд как будто нисколько не противоречат выводам, получаемым при изучении памятников материальной культуры. Все эти башни, надземные и полуподземные склепы, равно как и культовые архитектурные сооружения, развиваются в основном во II тысячелетии п. э.

Можно назвать еще один источник, который прямо указывает на начальные века II тысячелетия н. э. Это грузинский рукописный псалтырь, некогда хранившийся в храме «Тхаба-Ерды». По характеру грузинского письма псалтырь датирован XI—XII вв. Очевидно, псалтырь был доставлен в храм «Тхаба-Ерды» вскоре же после его сооружения 64.

Таким образом, по фольклорным и письменным данным о ранней истории ингушей, наши знания как будто бы. не уходят глубже XI—XII вв. Но это не совсем так. Ибо другие, притом более ранние, исторические свидетельства регистрируют предков чеченцев и ингушей в основном на той же территории и в более раннее время. Некоторые же предметы материальной культуры, как, например, женские металлические головные украшения в виде овальных блях из могильника у с. Мужичи (бывш. Луговое) середины I тысячелетия до н. э. и других мест Ингушетии 65, являются очень древними прототипами металлических блях, украшавших женский рогообразный головной убор «кур-харс» XVI в., хорошо известный по находкам из ингушских надземных склепов.

Правда, мы знаем, что содержание некоторых могильников Ингушетии (особенно катакомбных) с достаточным основанием связывается с аланскими племенами, некогда населявшими значительную территорию Северного Кавказа, ираноязычную часть которых составляла племенная группа, вошедшая в историю под именем «осов», «ясов» — прямых предков современных осетин. Последние же по языку считаются иранцами, индоевропейцами 66. Получается как будто логичная последовательность. Конечная дата «аланов-осов», некогда бытовавших на части территории Ингушетии, по могильному инвентарю определяется X—XI вв. начальная же дата появления ингушей на этой территории приходится на XI—XII вв. Эти «факты» придают кажущуюся убедительность мнению Н. Я. Марра о появлении на Северном Кавказе чечено-ингушских племен на рубеже I и II тысячелетий н. э.

Рис. 10
Бронзовый водолей VIII в., изготовленный в г. Басра (Ирак). Куплен в с. Эрзи в 1931 г. для Чечено-Ингушского музея
Признаюсь, и мне лично этот вывод когда-то казался единственно возможным и правильным67. Между прочим, и М. М. Ковалевский, конечно в первую очередь на основании работ В. Ф. Миллера, также считал, что «ингуши и другие племена Северного Кавказа — не более как позднейшие насельники тех самых местностей, которые некогда заняты были осетинами» 68.

В действительности же дело обстояло далеко не так. Более глубокие корни вайнахского этноса и его культуры прослеживаются на этой же горной и предгорной территории вплоть до I тысячелетия до н. э. Это, конечно, не исключает возможных эпизодических перемещений ваинахских элементов из района в район и наличия небольших очагов, заселенных племенами иного этнического массива.

Кроме того, нельзя думать, что отдельные переселенческие волны ингушских родо-племенных групп окончательно сметали негустое (судя по катакомоным могильникам) так называемое аланское население в ущелье Арм-хи (с. Гоуст) и по среднему течению р. Ассы (с. Верхний Алкун и б. станица Фельдмаршальская). Самый факт использования уже ингушскими обществами древних «аланских» кладбищ для своих захоронений в более позднюю пору говорит о какой-то преемственной связи между ними. Такую картину, например, лает огромный могильник близ с. Шуан, известный под названием «Райского кургана», где сочетаются аланские катакомбы с подземными склепами, возникшими на Северном Кавказе еще в эпоху бронзы 69.

Надо думать, такая же преемственность наблюдалась и при более позднем заселении аланами ущелья Арм-хи, ранее занимаемого проингушскими племенами, например аула Эрзи («Орел»). По народному поверью, Эрзи основан в IX в. на месте гнезда орла выходцами из Аравии, якобы положившими начало определенным ингушским фамилиям. В с. Эрзи найден великолепный бронзовый водолей, изготовленный в Ираке в VIII в. 70 (рис. 10).

Конечно, окончательное оформление этнической физиономии ингушских родо-племенных групп протекало не без этнического и языкового влияния и алано-осетинских, ныне ираноязычных, племен 71. Л. П. Семенов, отмечая некоторую общность внешних сторон быта осетин и ингушей, свидетельствует, что «при всей отрывочности и противоречивости собранный материал ярко свидетельствует о давности и глубине культурного и экономического общения Ингушии и Осетии» 72.

Долго сохранявшееся алано-осетинское название Макалдоном ингушской реки Арм-хи, а также значительные остатки осетинского словарного материала в ингушской лексике 73, наличие некоторых общих элементов в нартском (богатырском) эпосе у осетин и ингушей убедительно свидетельствуют о давности и глубине этнокультурного и экономического общения этих народов. Обращает на себя внимание характер словарного материала, тесно связанного с бытом и занятиями ингушей.

Такие слова, как «долина», «возвышенность», «холм», «гребень», «плуг», «корзина-сапетка», «охота», «олень», «оружие», «котел для варки пива», «арба», «пастух», «лошадь», «седло», «удалец», «каменный мешок для пленных», «убийца», «кровник», «рабы», и другие 74 чрезвычайно показательны для характеристики установившихся взаимоотношений ингушей и осетин не только в эпоху позднего средневековья (XV—XVIII вв.). Конечно, они отражают общение более ранней поры. А. Н. Генко влиянию осетинского языка на ингушский склонен отвести важное место, вслед за грузинским 75.

Из дальнейшей истории этих народов нам известны не только распри, но и примеры сотрудничества и даже брачных отношений. По данным Л. П. Семенова, осетинская фамилия Дударовых имеет ингушское происхождение76. Такое же происхождение имеет и фамилия Андиевых (от Индиевых) 77. Жители «пограничных» аулов — ингушского с. Фуртоуг и осетинского с. Чми были связаны даже брачными узами 78. Все это, конечно, говорит о значительности алано-осетинских черт в культуре ингушей, вытесняющих прежние черты, роднящие ингушей с грузинскими племенами. Действительно. XII — XV века характеризуются некоторой вспышкой грузинского влияния на ингушей, но ограниченного уже узкоцерковной сферой, связанной с распространением христианства. Доказательством этого служат упомянутые выше памятники грузинской церковной архитектуры (в Ассииском ущелье — колыбели ингушской культуры), специфический словарный материал и фрагменты эпиграфики.

Позднейшие образцы ингушской материальной культуры — особый тип изящных боевых башен со ступенчатой пирамидальной крышей, женский парадный головной убор («кур-харс»), особые женские серебряные и медные височные кольца и другие являются выражением сугубо инди видуальных особенностей ингушской культуры. Эти черты не встречаются, например, в Северной Осетии.

По археологическому материалу начиная с I тысячелетия до н. э. можно допустить предположение о естественном развитии одних и тех же местных элементов в материальной культуре, правда не всегда хорошо прослеживаемых.

Намечающаяся некоторая разница в элементах материальной культуры Осетии и Ингушетии находится в полном соответствии и с языковым различием населения этих областей. Но при этом следует всегда иметь в виду два важных обстоятельства. Во-первых, последними комплексными исследованиями проблемы этногенеза осетинского народа устанавливается значительная роль аборигенной кавказской среды (кавказского субстрата) в формировании осетинского народа 79. Во-вторых, признается, что сами аланские элементы, носители ираноязычной речи, проникли и обосновались в высокогорной зоне Северного Кавказа не ранее VI—VII вв. н. э. 80 И, в-третьих, сама аланская среда этнически была далеко не однородна на всем Северном Кавказе 81. Это, конечно, не исключает бытования в отдельных районах более однородной этнической массы ираноязычных алан, действительно явившихся прямыми предками современных осетин, например, на территории Северной Осетии. Это блестяще было подтверждено и раскопками СК АЭ богатейшего катакомбного могильника у станицы Змейской 82.

Все приведенные факты и доводы позволяют считать наиболее вероятным обитание предков ингушских племен на Северном Кавказе с весьма отдаленных времен; во всяком случае истоки некоторых элементов материальной культуры прослеживаются здесь еще с начала I тысячелетия до н. э., если судить по данным Сержень-Юртовского и Алхастинского поселений и могильников кобанской культуры (приемы домостроительства, генезис украшений и т. п.) 83.

Это подтверждают и факты из грузинской истории. Достаточно вспомнить, что рубеж I и II тысячелетий н. э. и особенно последующие века характеризуются упрочением мощи грузинской феодальной державы, расширением государственных границ Грузии за счет подчинения своему влиянию ряда соседних провинций, в том числе и районов, населенных северокавказскими горцами, издавна связанных с населением Грузии. Давид II Агмашенабели (Возобновитель) (1089—1125 гг.) особое внимание обращал на укрепление северных границ своего царства, сделав данниками даже многих кавказских горцев 84. Этим временем и датируются в осетинских, чечено-ингушских и даже дагестанских горах христианские памятники, свидетельствующие о грузинском влиянии на горцев Северного Кавказа.

Пользуясь благоприятной обстановкой, именно в этот период какая-то часть этнически однородных горцев (как избыток населения) вновь могла спуститься ниже по северным склонам Кавказского хребта и осесть в районах, населенных тогда еще довольно редким смешанным вайнахским и аланским населением.

Кстати, это положение подкрепляется и известной «Армянской географией VII века» 85, где перечисляются племена, населявшие в эпоху раннего средневековья Азиатскую Сарматию; среди них упоминаются и «кусты», или «кисты». И хотя ни одно из перечисленных в «Географии» племен, за исключением, может быть, маскутов, не определяется абсолютно точно географически, местопребывание как «кустов», так и «нахчаматьянов» в районах центральной части Северного Кавказа не вызывает сомнений. Их связь с родственными им цова-тушинскими (бацбийскими) племенами Закавказья общеизвестна.

В литературе имеются сведения даже об обратном движении ингушей в Закавказье, якобы происходившем в эпоху XIV—XVI вв. и позднее. Но эти примеры не могут изменить основной картины, ибо свидетельствуют обычно о переселении представителей одного-двух родов. Крайне любопытно, что данные о поздних связях ингушей с южными соседями, особенно с «бацби», бытуют только в пограничных с Хевсуретией районах Ингушетии, в Джерахо-Мецхальском и частично Хамхинском районах86. Эти факты лишь подтверждают древнейшие связи отдельных ингушских родов и фамилий с родами и фамилиями «бацби» и другими грузинизированными народностями из более южных районов. По-видимому, в основе этих связей лежало и сознание древней этнокультурной близости и даже родства, позволявшее ингушам в случае нужды рассчитывать на гостеприимство закавказских племен и в последующее время.

Насколько можно судить по ряду историко-этнографических данных, традиционная связь вайнахских племен с ближайшим грузинизированным населением северных районов Закавказья, основанная в прошлом на единстве происхождения и общности культуры и быта, сохранилась до позднего времени.

Если же интересующий нас вопрос о происхождении ингушей, а в целом и происхождения всего вайнахского народа не отрывать от общей проблемы происхождения иберийско-кавказского этнического массива, то с еще большей долей уверенности можно говорить о местном, автохтонном развитии всего этого массива на Кавказе уже с III тысячелетия до н. э.87

Совокупностью антропологических, археологических, исторических, лингвистических и этнографических данных подтверждается давнее и сугубо местное происхождение и развитие этнического ядра, которое в паши дни именуется ингушским народом, составляющим одно из слагаемых так называемого нахского этнического массива Кавказа.

Примечания:
1 См.: P. S. Pallas. Bemerkungen auf einer Reise in die Siidlichen Statthalterschaften des Russiscnen Reichs in den Jahren 1793 und 1794, Bd. I. Leipzig, 1799.

2 В. В. Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. БДИ, 1947, № 4.

3 В. И. Абаев. Осетинский язык и фольклор. М.—Л., 1949, стр. 21,

4 С. Вроневский. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, ч. II. М.. 1S2.3, стр. 154.

5 Б. А. Алборов. Ингушское «Галь-ерды» и осетинское «Аларды». ПИНИИК, т. I. Владикавказ, 1928, стр. 349.

6 Там же, стр. 425.

7 Б. А. Алборов. Указ. соч.. стр. 425.

8 «Известия кавказского отделения ими. РУССКОГО географического общества», т. XIII. Тифлис, 1900.

9 П. К. Услар. Этнография Кавказа, выл. 2. Чеченский язык. Тифлис. 1888; Л. П. Загурский. Этнологическая классификация кавказских языков. «Кавказский календарь на 1888 г.» Приложение.

10 Г. К. Казбек. Военно-статистическое описание Терской области, ч. 1. Тифлис, 1888, стр. 107.

11 М. Я. Яемировский. Из прошлого и настоящего кавказской лингвистики. ИИНИИК, т. I. Владикавказ, 1928, стр. 299—348.

12 И. Я. Марр. Кавказоведение и абхазский язык. ЖМНГТ, 1910. .V. 5, стр. 12 и 10: он же. Племенной состав населения Кавказа. Пг., 1920, стр. 44.

13 БСЭ, т. 15, стр. 840; т. 65, стр. 941.

14 Ю. Д. Дешериев. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов. Грозный, 1963, стр. 61, 532.

15 Е. И. Крупное. Десять лет деятельности Северокавказской археологической экспедиции в Чечено-Ингушской АССР. АЭС, т. III. Грозный, 1969, стр.18; В. И. Маркович. Чеченские средневековые памятники в верховьях р. Чанты-Аргуна. ДЧИ. М., 1963; он же. В ущельях Аргуна и Фортанги. М., 1965; он же. В стране вайнахов. М., 1969.

16 Е. И. Крупное. О чем говорят памятники материальной культуры Чечено-Ингушетии. Грозный, 1962. стр. 44; Р. М. Мунчаев. Луговой могильник. ДЧП. М., 1963; В. И. Маркович. Дагестан и горная Чечня в древности. МИА, № 122. М., 1968.

17 М. Г. Абдушелишеили. К краниологии древнего и современного населения Кавказа. Тбилиси, 1966; Г. Ф. Дебец. Антропологические типы. «Народы Кавказа», т. I (серия «Народы мира»). М., 1960, стр. 28; В. П. Алексеев. Антропологические данные к проблеме происхождения населения центральных предгорий Кавказского хребта. «Антропологический сборник». IV. М., 1963, стр. 63.

18 В. В. Бунак. Антропологическое изучение чечено-ингушского народа. «Грозненский рабочий». 5. VII 1935.

19 Г. Ф. Дебец. Антропологические исследования в Дагестане. ТИЭ, т. XXIII. М., 1956, стр. 214.

20 Н. Я. Марр. Кавказоведение и абхазский язык. ЖМНП, 1916, № 5.

21 Р. М. Мунчаее. Древнейшая культура Северо-Восточного Кавказа. МИА, Mi 100. М., 1961.

22 Е. И. Крупное. Древнейшая культура Кавказа и кавказская этническая общность. СА, 1964, Mi 1, стр. 41.

23 Г. А. Меликишеили. К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959, стр. 120.

24 И. М. Дьяконов. Предыстория армянского народа. Ереван, 1968, стр. 23, 119.

25 А. Я. Генко. Из культурного прошлого ингушей. 3KB, т. V. Л., 1930, стр. 740.

26 У. Лаудаев. Чеченское племя. ССКГ. вып. VI. Тифлис, 1872, стр. 57; А. Н. Генко. Указ. соч., Стр. 738—759.

27 Я. А. Джавахишвили. Основные историко-этнологические проблемы истории Грузии, Кавказа и Ближнего Востока древнейшей эпохи. ВДИ, 1939, Mi 4, стр. 47.

28 В. П. Христианович. Горная Ингушия. Ростов-на-Дону, 1928, стр. 681.

29 Цсревич Теймураз. История Грузии. СПб., 1848, стр. 36.

30 О наличии следов других влияний в ингушском языке см.: А. И. Генко. Указ. соч., стр. 681 — 762; В. П. Абаев. Осетино-вайнахские лексические параллели. ИЧИНИИ, т. I, вып. 2. Грозный, 1954, стр. 115—117; Ю. Д. Дешериев. Указ. соч., стр. 26—31.

31 Н. Я. Марр. К истории передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа. ПАН, Л5 15. 1916, стр. 136.

32 С. И. Макалатия. Хевсурети. Тбилиси, 1940, стр. 24.

33 Вахушти Бсгратиони. География Грузии. Тифлис, 1904, стр. НО.

34 Л. Я. Генко. Указ. соч., стр. 710.

35 В. Н. Худадов. Мегалитические памятники Кавказа. ВДИ, 1937, № 1, стр. 198.

36 С. И. Макалатия. Указ. соч., стр. 100.

37 «Museum Caucasicum», т. V. Тифлис, 1902, стр. 90, № 2239.

38 В настоящее время памятник находится в Чечено-Ингушском музее в Грозном.

39 Ростом. Ахалкалакский уезд в археологическом отношении. СМ0МПК, т. XXV. Тифлис, 1S98, стр. 9?—94; МАК, вып. XII, стр. 28, рис. XIII.

40 П. Л. Флоренский. Фаллический памятник Катахевского монастыря. «Живая старина», вып. 1, 1903.

4l-42 См. об этом: Е. М. Шиллинг. Культ Тушоли у ингушей. ИИНИИК, т. IV, вып. 2. Орджоникидзе — Грозный, 1934—1935, стр. 98.

43 Там же, стр. 114.

44 Там же, стр. 126.

45 Ю. Д. Дешериев. Указ. соч., стр. 56.

46 Г.А Вертепов. Ингуши. ТС, вып. 2. Владикавказ, 1892, стр. 80.

47 В.И. Марковин. Чеченские средневековые памятники в верховьях р. Чанты-Аргуна, стр. 272.

48 Л. Я. Семенов. Археологические и этнографические разыскания в Ингушетии в 1925—1932 годах. Грозный, 1963, стр. 68.

49 Р. Л. Харадзе, А. И. Робакивзе. К вопросу о нахской этнонимике. КЭС, вып. II. Тбилиси, 1968, стр. 14, 109.

50 Л. Я. Семенов. Указ. соч., стр. 117. Сведения о переселенцах и об их связях с районами Ингушии ex.: Б. К. Дплгат. Родовой быт чеченцев и ингушей в прошлом. ИИННИК, т. IV, вып. 2. Орджоникидзе — Грозный, 1934—1935, стр. 12 и СЛ.

51 Ю. Д. Дешериев. Указ. соч., стр. 61.

52 А. П. Ипполитов. Этнографические очерки Аргунского округа. ССКГ, т. I. Тифлис, 1868, стр. 4.

53 Я. Дубровин. История войны и владычества русских на Кавказе, т. I. СПб., 1871, стр. 273.

54 В экспедиции 1936 г. принимал участие и автор данной работы.

55 Материалы экспедиции 1936 г.

56 Б. А. Калоев. Осетины. М., 1967, стр. 45—47.

57 Я. Я. Марр. К истории передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа, стр. 143.

58 В. П. Христианович. Указ. соч., стр. 70.

59 И. А. Джавахишвили. Указ. соч., стр. 46.

60 OAK за 1890 г.. стр. 95—96.

61 Учитывая известное долголетие горцев, в кавказоведческой литературе одно поколение в среднем исчисляется в 50 лет.

62 В. П. Христианович. Указ. соч., стр. 28.

63 Р. А. Харадзе, А. II. Робакидзе. Указ. соч., стр. 33—34.

64 А. Н. Генко. Указ. соч., стр. 737.

65 Е. II. Крупное. Древняя история Северного Кавказа. М., I960, стр. 424, табл. II, .5; Р. М. Мунчаев. Археологические раскопки в Ассинском ущелье в 1956 году. ИЧИРМК, вып. 10. Грозный, 1961; стр. 81—84, рис. 4; он же. Луговой могильник. ДЧИ. М., 1963, стр. 145 и ел., рис. 10, 13, 15 и др.

66 Я. Я. Марр. Племенной состав населения Кавказа; В. II. Абаев. Осетинский язык и фольклор.

67 Е. И. Kpуппов. К истории Ингушин. ВДИ, 1939, Х°. 2, стр. 83. 81 М. М. Ковалевский. Родовой быт. вып. 1. М.. 1905, стр. 10. •• В. II. Морковин. Склепы эпохи бронзы у сел. Эгикал. СА, 1970, .N» 4.

70 М. М. Дьяконов. Арабская надпись на бронзовом орле из собрания Государственного Эрмитажа. «Эпиграфика Востока». IV, 1951, стр. 24.

71 В. II. Абаев. Осетинский язык и фольклор.

72 ИИНИИК, т. I. Владикавказ, 1928, стр. 208.

73 По устному утверждению Н. Г. Ахрисва, особенно у джераховцев.

74 А. К. Генко. Указ. соч., стр. 715—-718. 71 Там же, стр. 727.

76 Л. П. Семенов. Указ. соч., стр. 78: Б. В. Скитский. Очерки по истории осетинского народа с древнейших времен до 1867 г. ИСОНИП. т. XI. Дзауджикау, 1947, стр. 57.

77 Б. А. Колоев. Указ. соч.. стр. 45.

78 По мнению Н. Г. Ахриева, некоторые даже дигорские фамилии имеют ингушское происхождение.

79 В. Я. Абаее. Скифо-европейские изоглосы. М., 1965, стр. 145; Е. И. Крупное. Об этногенезе осетин и других народов Северного Кавказа. Сб. «Против вульгаризации марксизма в археологии». М., 1959, стр. 158; «Происхождение осетинского народа». Орджоникидзе, 196».

80 Е. Я. Крупное. Проблема происхождения осетин по археологическим данным. «Происхождение осетинского народа», стр. 40.

81 В. А. Кузнецов. Аланские племена Северного Кавказа. МИА, Хв 106. М., 1962, стр. 132.

82 В. А. Кузнецов. Змейский катакомбный могильник. «Археологические раскопки в районе Змейской Северной Осетии». МАДИСО, т. I. Орджоникидзе, 1961, стр. 62.

83 Е. И. Крупное. О чем говорят памятники материальной культуры Чечено-Ингушской АССР. Грозный, 1963, стр. 44.

84 А. Цагарели. Грузия. «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», т. 18, стр. 797.

85 «Армянская география VII века по Р. X.». Перевод К. П. Патканова. СПб., 1877, стр. 35.

86 Л. П. Семенов. Указ. соч., стр. 150—153.

87 Р. М. Мунчаев. Древнейшая культура Северо-Восточного Кавказа. МИА. № 100. M., 1961, стр. 164; Е. И. Крупное. Древнейшая культура Кавказа и кавказская этническая общность. CA, 1964, М 1, стр. 43.

Источник:
Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. М., 1971, стр. 39-57.

http://ingushetia.info

***

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ РАССЕЛЕНИЯ ДРЕВНИХ ИНГУШЕЙ И СУЩЕСТВОВАНИЯ У НИХ СОБСТВЕННОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Дударов А-М., научный сотрудник ИНИИ ГН РИ

Ингуши – народ Кавказа с богатой и древней историей. Есть много письменных источников, освещающих разные периоды из жизни ингушского народа, начиная с античных времен, где отслеживаются существенные страницы из его истории, связанные с Кавказом с древнейшего периода.

Часть этих источников дошла до нас через древние рукописи «Армянской географии VII в.» – «Ашхарацуйц», в которых мы находим большое количество информации не только по древней территории расселения древних ингушей, но и по политической истории народа в древности со второй половины I тыс. до н.э. по VI-VII вв. н.э. «Осведомленность автора «Ашхарацуйца» не вызывает сомнений, поскольку он дает достоверный материал по локализации и этнической принадлежности даже небольших племен». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988 . С. 15.)

Ингуши являются потомками древнейших поселенцев Кавказа. Про период распада восточнокавказской единой этнической общности Н.Д. Кодзоев пишет: «В конце IV – начале III тысячелетий до н.э. восточнокавказский язык распался на нахский (древнеингушский) и дагестанские языки. Распад единой восточнокавказской этнической общности отразился на материальной культуре. На Кавказе складываются археологические культуры: майкопская, носителями которой были древнеингушские племена и куро-аракская, носителями которой были предки современных дагестанских народов. Начиная с конца IV тыс. до н.э. (особенно интенсивно со второй половины III тыс. до н.э.) майкопцы начинают проникать в Закавказье и Переднюю Азию, где они становятся известными под названиями су, субир, субареи, хурриты, урарты». (Кодзоев Н.Д. История ингушского народа. Магас, 2002. С. 17.)

Е.И. Крупнов считает, что нахский этнос и его культура – слагаемые, путь которых на Кавказе прослеживается c I тыс. до н.э.: «Более глубокие корни вайнахского этноса и его культуры прослеживаются на этой же горной и предгорной территории вплоть до I тысячелетия до н.э.». (Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. – Магас, 2008, С. 68.) По мнению Е.И. Крупнова, нет сомнения в том, что «совокупностью антропологических археологических, исторических, лингвистических и этнографических данных подтверждает давнее и сугубо местное происхождение и развитие этнического ядра, которое в наши дни именуется ингушским народом, составляющим одно из слагаемых так называемого нахского этнического массива Кавказа (там же, с. 72.). Ученый считает, что «ингуши, как и чеченцы, являются потомками одних из древнейших и коренных обитателей Кавказского перешейка» (там же, с. 54.).

У Б.К. Далгата также находим такие слова: «…У греческого географа Птоломея… упоминаются «кисты», жившие на Кавказе. Так что ингуши относятся к одному из древнейших народов Кавказа…» (Далгат Б.К. Родовой быт и обычное право чеченцев и ингушей. – М., 2008, С. 47.)

Говоря о союзе нахских племен и возможности появления и существования политических образований на его основе, абхазский исследователь Г.Д. Гумба пишет: «Сопоставительный анализ сведений письменных источников (античных, древнеармянских, древнегрузинских) показывает, что во второй половине I тысячелетия до нашей эры существовал союз нахских племен, который занимал территорию Центрального Предкавказья от Приэльбрусья (по течению реки Малка) на западе до Андийского хребта (по течению реки Аргун) на востоке». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). – Ереван, 1988, С. 137.)

Говоря об эпохе кобанской культуры (XII-IV вв. до н.э.), делящейся на раннекобанский (заканчивается в VII в. до н.э.) и позднекобанский (заканчивается в IV в. до н.э.) периоды, ингушский историк Н.Д. Кодзоев пишет: «На основе северокавказской культуры с середины II тыс. до н.э. начинает складываться кобанская культура. Материальная культура кобанской и северокавказской культур имеют много общих черт, что позволяет некоторым исследователям называть кобанскую культуру поздним этапом северокавказской культуры… В античных источниках племена кобанской культуры именуются махли (махалы)… этноним, образованный от древнеингушских слов …, означающий «люди бога солнца». (Кодзоев Н.Д. История ингушского народа. – Магас, 2002, С. 32-33.)

Как бы дополняя выводы Н.Д. Кодзоева, в свою очередь Г.Д. Гумба обоснованно расселяет «протовайнахские племена во второй половине I тыс. до н.э.» на обширной территории Центрального Кавказа, которая «охватывает Терско-Сунженский и Горный локальные варианты знаменитой кобанской культуры», (что позволяет) делать выводы «о том, что носителями позднекобанской культуры были протовайнахские племена (Терско-Сунженский и Горный локальные варианты) и родственные им племена (Пятигорский локальный вариант)». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). – Ереван, 1988, С. 137.)

Г.Д. Гумба раскрывает суть необходимости исследования древней нахской истории. Он доказывает, что без основательного изучения истории нахского «значительного этнического массива» юга страны не может быть подлинного изучения древней истории Кавказа: «История и культура нахских, или вайнахских народов (чеченцы, ингуши, бацбийцы), самой многочисленной аборигенной группы населения на Северном Кавказе… – важнейшая составная часть истории и культуры горских народов Кавказа… Подлинно научная история этого значительного этнического массива юга нашей Родины до настоящего времени все еще не получила должного освещения. Недостаточность и фрагментарность знаний о прошлом вайнахов, ощутимые в любом историческом периоде, более всего наглядны, когда речь заходит о древних этапах (I тыс. до н.э. – I тыс. н.э. ), особенно о второй половине I тыс. до н.э., которая, говоря словами Е.И. Крупнова, «считается одной из самых блестящих страниц древней истории народов Кавказа»». Далее абхазский исследователь, раскрывая эту мысль, указывает, что «успешная разработка вопросов истории древних нахских племен имеет исключительное значение не только в качестве самостоятельной темы…, но и диктуется также необходимостью изучения проблемы длительного и сложного процесса формирования современных северокавказских народов». (Там же, с. 3-4.)

Как горная часть, так и предгорные равнины Центрального Кавказа с древнейших времен были местами обитания древних ингушей. С древнейших времен именно горы служили естественным прикрытием для этого народа всякий раз при многочисленных нашествиях. Ингушский народ так и не был никогда покорен ни одним завоевателем. Именно такое состояние в жизни ингушского народа и других кавказских народов-автохтонов имел в виду один из самых авторитетных кавказоведов Л.И. Лавров, когда писал: «До вступления Кавказа в состав Российской Империи ни одному государству не удавалось распространить свои владения на обе стороны высокогорной зоны Кавказа». (Лавров Л.И. Роль естественно-географических факторов в истории народов Кавказа // Кавказский этнографический сборник. – № 9. – М., 1991, С. 211)

Абхазский исследователь Г.Д. Гумба, основываясь на античных, древнеармянских и древнегрузинских источниках, а также привлекая археологические материалы, данные топонимики, лингвистики, антропологии и фольклора, очерчивает границы проживания ингушей во второй половине I тыс. до н.э., отмечая при этом полное совпадение этих границ с «территорией распространения позднекобанской археологической культуры». «По данным письменных источников (античных, древнеармянских, древнегрузинских) во второй половине I тыс. до н.э. древние нахские племена занимали территорию от Приэльбрусья и течения реки Малка на западе до подножия Андийского хребта и течения реки Аргун на востоке… Полное совпадение мест расселения древних нахских племен во второй половине I тыс. до н.э. с территорией распространения позднекобанской археологической культуры (Терско-Сунженский и Горные локальные варианты) дает основание прийти к выводу, что носителями данной археологической культуры являлись протовайнахские (Терско-Сунженский и Горный локальные варианты) и родственные им племена (Пятигорский вариант)». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван 1988. С. 5.)

Надо отметить, что из таких древних источников, как «Ашхарацуйц» можно увидеть наиболее реальную картину расселения и политической истории Кавказа, которая, в свою очередь, базировалась, по мнению абхазского исследователя, на многочисленных античных источниках. «Большая часть греко-латинской литературы до нас не дошла, но была вполне доступна древнеармянским авторам… Причина нашей неосведомленности о ранних упоминаниях нахов в древнеармянских источниках таится в недостаточном внимании к этим источникам, в отсутствии должного анализа их с точки зрения истории древних нахских племен». (Там же, с. 10)

Ингушский историк Х.А. Акиев в III в. до н.э. локализует часть дзурдзуков «в Мтиулетии и на территории от границ Дагестана до Колхиды» и утверждает, что они «в указанное время… являлись ведущей политической силой» на Кавказе. (Акиев Х.А. К вопросу о происхождении и географии расселения ингушей. Лаг1аш, №1, 1989. С. 28.) Далее Х.А. Акиев определяет территорию дзурдзуков в III-II вв. до н.э. верховьями «реки Терек и его притоков на его Северном склоне Главного Кавказского хребта, там, где ныне живут мтиулетцы, хевы и юго-осетины». Он считает, что к тому времени относится проживание в Кахетии родственных дзурдзукам чарталы. (Там же)

Первым из древнеингушских племен в работе Г.Д. Гумбы «Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» приводится локализация нахчматьян у устья Танаиса (Дона). Ученый ставит под сомнение локализацию нахчматьян у устья Дона. Он пишет, что «несмотря на указание автора «Ашхарацуйца» о проживании нахчаматеан у устья Дона, они должны быть локализованы в центральных районах Северного Кавказа». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). – Ереван, 1988, С. 23.)

Но, по нашему мнению, доводы Г.Д. Гумбы о том, что автором «Ашхарацуйца» это «было сделано под влиянием Птолемея», в силу чего нахчматьяне не могли проживать в этом районе, не совсем убедительны (там же, с. 24). Ибо есть большая доля вероятности проживания нахчматьян у «устья Дона», если, по собственным выводам абхазского исследователя, он селит нахские племена «от Приэльбрусья (верховье реки Малка) на западе до Андийского хребта (верховье реки Аргун) на востоке» (там же, с. 25). Утверждение Г.Д. Гумбы также не согласуется с тем, что говорится у Леонтия Мровели о той территории, которую определил своему сыну Кавкасу (предку вайнахов) (там же, с. 26.) Таргамос: «…Кавкасу – от реки Ломека до рубежей Кавказа на запад (выделено мною – Д. А-М.)». (Леонтии Мровели. Жизнь картлийских царей. – М., 1979, С. 22.) Ибо рубежи Кавказа на запад, о которых писал Леонти Мровели, отстоят далеко «от Приэльбрусья», и доля вероятности локализации нахчматьян у устья реки Танаис (Дон) при этом намного возрастает.

Все три составляющие названия нахчматеан, кроме конечного суффикса «-ан», этимологически связано непосредственно с ингушским языком: «нах»-«че»-«мат» – «люди»-«нутро»-«место», что означает на инг. яз. «внутреннее место людей». Т.е., вероятно, место обитания данного племени определялось названием, данным им на своем языке себе же, или же оно было дано другим древнеингушским племенем, жившим в соприкосновении с ним, определяя т.о. место проживания родственного рода или племени.

Ингуши, как и другие автохтонные горские народы Северного Кавказа, то сужаясь в своих границах под натиском врага и замыкаясь в горных ущельях, то опять расширяясь в них до своих прежних границ, существовавших до каждого нашествия, после ухода опасности всегда сохраняли свою независимость. М.М. Ковалевский писал, касаясь сохранения политической независимости и древней культуры у кавказских народов, что под напором соседей и новых пришельцев народы эти были оттеснены в горы и там сохранили не только в большей или меньшей степени политическую независимость, но и особенность своей древней культуры. (Ковалевский М.М. Первобытное право. – М., 1886, С. 1, 5.)

Но это не была культура диких племен, живших в родоплеменных отношениях, как того хотела бы видеть часть исследователей. Ибо одна только материальная культура, которой гордится весь мир, созданная далекими предками ингушей, говорит о несостоятельности таких концепций у весьма т.н. «авторитетных кавказоведов».

Каждое нашествие на Кавказ сопровождалось огромными бедствиями и страданиями, разрушением многовекового мирного уклада жизни и политической стабильности у ингушей. То, что было характерно при нашествии монголов, было характерно и при многочисленных нашествиях других кочевников на Кавказ с древнейшего периода. «Монгольское нашествие явилось всенародным бедствием и для вайнахских племен. Вся притеречная равнина была затоплена волнами пришлых кочевников. Вайнахские племена, покинув возделанные равнины, вынуждены были укрыться в труднодоступных горах, к тому же огражденных с севера широкой полосой вековых лесов». (Шавхелишвили А.И. Из истории взаимоотношений между грузинским и чечено-ингушским народами. – Грозный, 1963, С. 76) Надо полагать не лучше обстояли дела и при домонгольских нашествиях на Кавказ. Но, как при нашествии монголов, так и раньше часть ингушей (в монгольский период ингушей-алан), все же оставалась на равнине страны и принимала участие в нередких военных кампаниях. Есть данные о том, что аланы принимали участие в битве Тимура с Тохтамышем на Тереке, на стороне последнего. (Хизриев Х.А. Кавказцы против Тимура. – Грозный, 1992, С. 71-72.)

Некоторые вопросы расселения древних ингушей и существования у них собственной государственности

Высокогорье всегда оставалось, как очагом сопротивления врагу, так и очагом оригинальной самобытной, ныне известной всему миру материальной культуры ингушского народа. Еще в 1951 году, когда ингушский и чеченский народы находились в депортации, Е.И Крупнов с большим мужеством писал: «Кавказ, в том числе и Северный Кавказ, некогда жил более интенсивной жизнью, по сравнению со многими областями нашей страны и Европы. Он был одной из культурнейших областей нашей Родины, жившей своей собственной созидательной жизнью не в отрыве от достижений более передовой культуры тех времен, а в живой, органической связи с ней и в непосредственном общении с соседними очагами древнего культурного мира». (Крупнов Е.И. Материалы и исследования по археологии СССР, № 23. – М.-Л., 1951. С. 11.)

Как раз, в большей степени, здесь речь идет о древнеингушском народе, этническая территория проживания которого с древнейших времен была Центральная часть Кавказа, как севернее от Главного Кавказского хребта, так и южнее. Историк Х.А. Акиев определяет западные границы проживания нахов Черным морем. «…Предания армян и грузин, антропологические работы, проведенные на Кавказе, данные языка и документы говорят о том, что чеченцы и ингуши занимали с III в. до нашей эры вплоть до XIV в. н. э. обширную территорию как на равнине, так и в горах, сначала на Запад от реки Терек до Черного моря, а затем на Восток от той же реки до границ Дагестана». (Акиев Х.А. К вопросу о происхождении и географии расселения ингушей. Лаг1аш, №1, 1989. С. 29.)

Основываясь на концепции Леонти Мровели, о первоначальном расселении народов Кавказа, абхазский исследователь Г.Д. Гумба пишет: «Важные сведения о нахских племенах содержит историческое сочинение Леонтии Мровели. Историческая достоверность основных сообщений этого автора о событиях второй половины I тыс. до н.э. уже давно признана советской исторической наукой. В историографии считается бесспорным, что в древнегрузинских источниках, в частности у Леонтии Мровели, нахские племена именовались этнонимами – «кавкас» и «дурдзук». При этом «кавкас» является более широким понятием, а «дурдзук» – понятием самой значительной части этого целого. В концепции Леонти Мровели, все кавказские народы родственны между собой. Они происходят от одного предка – Таргамоса, восемь сыновей которого стали епархами кавказских народов: Гаос – армян, Картлос – восточных грузин, Эгрос – западных грузин, Бардос и Мовакан – албанцев, Ерос – еров, Лекос – дагестанцев и Кавкас – вайнахов. Таргамос разделил свою страну между сыновьями. Шестеро из них получили свою долю к югу от Кавказского хребта, а двум другим – «дал Лекану (земли) от моря Дарубандского (Каспийского) до реки Ломека (Терек – Г.Ц.), к северу до великой реки Хазарети (Волга), Кавкасу – от реки Ломека до рубежей Кавказа на западе». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). – Ереван, 1988, С. 25-26) Из этих данных видно, что территория первоначального расселения древних ингушей – потомков Кавкаса была территория «от реки Ломека до рубежей Кавказа на запад». (По мнению Г.Д. Гумбы, от верховья реки Терек на востоке до верховья рек Кубань и Малка (Там же, 27.)). Мы также узнаем и то, что предком древних ингушей является Кавкас. Несомненно, что название «Кавказ» происходит от имени предка ингушей Кавкаса. Также узнаем, что первоначально все древнеингушские племена именовались этнонимом кавкас, т.е. от имени этнарха древних ингушей – Кавкас.

Возможно, что основываясь именно на этом, известный осетинский языковед В.И. Абаев «называл чечено-ингушей местным населением, а ираноязычных кочевников – пришельцами». (Шнирельман В.А. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. М., 2007. С. 252.)

Ингушский народ с древнейших времен имел свои государственные образования на территории Кавказа. На этнических территориях проживания этого народа, как в плоскостной, так и в горной части Центрального Кавказа были следующие государственные образования, из известных исторической науке – Махли, Кавказская Албания, Дурдзукетия, Цанария, царство Хон, Алания, Г1алг1ай-Кошке (Галгай).

Древнее Грузинское государство, бесспорно, было создано «нахским политическим объединением» махалов//махалонов – Махли//Малх, возводя на престол своего ставленника Парнаваза и связав его династическим браком с «царем» дзурдзуков. «Контролировавший важнейшие перевальные пути, проходившие через Центральный Кавказ, союз нахских племен представлял собой довольно сильное политическое объединение на Кавказе второй половины I тыс. до н.э. Об этом свидетельствует также его роль в становлении картлийской государственности. Трудно судить о том, какого рода было это объединение. Судя по косвенным данным, по-видимому оно находилось на грани превращения в государство…» (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 138.)

Мы убеждены в том, что к тому периоду «нахское политическое объединение», о котором говорит Г.Д. Гумба, имело на Кавказе статус основной политической силы. Имея все атрибуты древнего государства, оно было одной из основных политических сил на Кавказе в то время. По мнению абхазского исследователя, данное политическое образование прекратило свое существование примерно в начале II в. до н.э. (Там же).

В дальнейшей своей истории Грузинское государство было также самым теснейшим образом связано с организующей ролью ингушского народа в его существовании. Это наглядно видно из древних источников, в которых прослеживается и история древних ингушей – махалов//махалонов, дзурдзуков, гаргареев или гергаров, цанаров//санаров, глигви, аланов, кистов, двалов, бацбийцев, овсов, которые были известны не только под этими именами. «На рубеже новой эры нахские племена известны уже по названиям отдельных родоплеменных групп – троглодиты, хамекиты, исадики, сербы, двалы». В научно-исследовательской литературе существует мнение о том, что вайнахскими по происхождению являются также гаргары, упоминаемые Страбоном, – пишет Г.Д. Гумба, хотя сам не разделяет это мнение. (Там же).

Но отнесение гаргар к ингушам – уже вполне основанное, утвердившееся в науке мнение, как и определение территории их проживания в древности. «В послевоенные годы рядом исследователей было высказано предположение об отождествлении древнего этнонима «гаргареи с современным самоназванием ингушей – «галгаи». Специально занявшись этим вопросом, я пришел к выводу, что правомерность отождествления страбоновских «гаргареев» с ингушским племенным самоназванием «галгаи» может быть признана вполне обоснованной». (Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. Магас, 2008. С. 32).

Интерес для нас составляет другой факт, упоминаемый Г.Д. Гумбой – наличие древней письменности у гаргар. «По данным древнеармянских источников, именно на гаргарском языке была создана письменность». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 139). Вероятно, что древние источники, написанные на гаргарском языке, сохранились, и они могли бы быть найдены при возможности тщательного анализа древнеармянских и древнегрузинских архивных рукописей специалистами, что необходимо сделать на государственном уровне Республики Ингушетия.

Судя по мнению одних исследователей, некогда частью ингушского народа являлись и общества горной Грузии: сванов, пшавов, мохевцев, хевсур, гудамакарцев, также входившие в государственные образования нахских племен в разные периоды истории. А о том, что предки тушин и бацбийцев были ингушами, есть множество подтверждений, как через предания, так и через историко-географические источники древности. «По сведениям Л. Мровели, грузинского историка XI века, Тушети, в качестве определенной историко-географической единицы, фигурировала еще в первой половине IV века». (Картлис Цховреба, т. I, Тбилиси, 1955. С. 126.) Роль тушин в жизни грузинского государства была вовсе не рядовой. Об этом говорится не только в древнегрузинском источнике, но и в «Армянской географии».

«На территории, занимаемой тушинами в восточной части горной Грузии, тушины живут с незапамятных времен. Достаточно сказать, что народ «тусхи», «туси» значится проживающим в этом районе еще в одном из древнейших письменных источников – «Армянской географии» Анания Ширакаци, относящейся к VII веку нашей эры». (А.И. Шавхелишвили. Из истории горцев восточной Грузии. Тбилиси, 1983. С.25). Т.о. древняя локализация области этнического проживания тушин – восточная часть Грузии.

Тушины упоминаются и в списке 56 племен и народов, о которых упоминает Страбон (I в до н.э. – I в. н.э.), как проживавших на Кавказе. Таким образом, получается, что часть грузинских государственных образований являлись как грузинскими, так и ингушскими. (Там же).

Абхазский исследователь Г.Д. Гумба, для подтверждения своего мнения о том, что первым царем Грузии был ставленник ингушей Парнаваз, у которого был династический брак с царским двором «дурдзуков» (ингушей), операется на древнегрузинские источники. «Согласно древнегрузинским источникам, первый картлийский царь Парнаваз был воспитанником вайнахов (дурдзуков). После своего воцарения с военной помощью нахов… союз картлийского царства с нахским политическим образованием закрепляется женитьбой Парнаваза на нахке, видимо, дочери нахского «царя». Тесные союзнические контакты между этими политическими образованиями сохраняются и при преемнике Парнаваза – Саурмаге» (авт.: Саурмаг – имя собственное от ингушского слова «сармак», в значении «дракон»). Спасаясь от восставших против него картлийских «азнауров», Саурмаг находит убежище именно у нахов: «Тайно бежал Саурмаг с матерью и пришел в страну дурдзуков к брату своей матери». (Леонти Мровели. Жизнь картлийских царей. М., 1979, с. 22). «Оказав Саурмагу военную помощь, нахи возводят его на картлийский престол». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 73-74).

Согласно выводам Г.Д. Гумбы, к моменту создания Грузинского царства, ингушское политическое образование – Дзурдзукетия уже существовало как самостоятельная политическая единица. Выходит, что по данным древних грузинских источников политическое государственное образование дзурдзуков, или, если говорить прямо, собственное государство у ингушей уже было. По мнению Г.Д. Гумбы правил ею «царь». Выходит, если дзурдзуки имели возможность образовывать, а затем и влиять на государственные новообразования на Кавказе, то во второй половине I тыс. до н.э. древнеингушское государственное образование Махли//Малх (у грузин: Дзурдзукетия) играло одну из ведущих ролей в политической жизни Кавказа. Значит, можно сделать вывод о том, что, если Грузия, как государство, возникла в III в. до н.э., то ингушская история собственной государственности уходит еще дальше в глубь веков от III в. до н.э.

Г.Д. Гумба в этих своих выводах ссылается на известных грузинских исследователей. Он пишет: «Как отмечают Р.Л. Харадзе и А.И. Робакидзе, сведения Леонти Мровели о нахских племенах этого времени, независимо от того, покоятся ли они на литературной традиции или на устном предании, заслуживают полного доверия, ибо именно в царствование Парнаваза (III в. до н.э.) …грузино-нахские взаимоотношения характеризовались чрезвычайно тесными контактами». (Харадзе Р.Л., Робакидзе А.И. К вопросу о нахской этнонимике. КЭС, Тбилиси, 1968, т II, с.12-40). Г.А. Меликишвили указывает, что в сообщениях древнегрузинских источников, относящихся к этому времени, мотив взаимоотношения грузин с северокавказскими народами превалирует над всеми другими». (Меликишвили Г.А. К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959. С. 87-88). Это, конечно, не является случайным. Оно говорит о значительной силе и авторитете нахского племенного объединения того времени, о той большой роли, которую оно играло в жизни соседних народов и племен, в частности в становлении картлийской государственности». (Там же, с. 73).

Кроме Махли//Малх были и другие ингушские государства, имевшие в разные периоды истории, также сильное политическое влияние на Кавказе – Хон, Алания, Цанария, которые возникли одно за другим в раннее средневековье.

Еще с начала интенсивного изучения истории ингушей с XIX в. в российской историографии принята такая не совсем верная концепция проживания нахских племен только в горной части Кавказа. Следование этому мы видим практически при изучении основных исследовательских работ советского периода. Это неверно, ибо нахские племена жили, как в горной части, так и практически на всей предкавказской равнине, то сужаясь, то расширяясь в своих этнических границах в разные периоды, в силу политических обстоятельств, складывавшихся на Кавказе в разные периоды истории. Не исключено, что здесь в один и тот же период могли быть даже несколько политических образований нахов.

Есть предположения, что Сарматия была нахским государственным образованием. Ибо название этого государства – «Сарматия» этимологически связано с ингушским языком. Чеченский исследователь Я.С. Вагапов объясняет этимологию и «савромат», и «сармат» посредством нахского языка, отрицая происхождение «названия сармат из савромат»: «…Савромат – сложное слово, состоящее из двух частей савро- и мат в… значении «язык», «племя»… Савро, очевидно, есть вайнахское слово… Так называется кожа с характерным естественным рисунком (мерея), который остается после ее отделки… Напрашивается вывод, что савромат – сложное слово со значением кожаное племя». (Вагапов Я.С. Вайнахи и сарматы. Чеченский архив, т. I. Грозный, 2008. С. 105-106.) Про этимологию сармат Я.С. Вагапов пишет: «И.А. Джавахишвили считал, что местный облик названия сармат надо восстановить в виде шармат, так как в греческом и латинском языках не было звука «ш» и он мог быть обозначен, скорее всего, буквой «с»… Ш.Б. Ногмов указал на фольклорный этноним шармат как кабардинское название сарматов, Дж. Н. Коков среди адыгских личных имен, образованных от этнонимов, указывает и Щэрмэт («сарта»), сравнивая его и с русской фамилией Шереметьев. К тому же этнониму относят и украинскую фамилию Шеремет (авт.: Л.И. Лавров (Лавров Л.И. Об интерпретации Ш.Б. Ногмовым кабардинского фольклора // Советская этнография. 1969. №2.) Учитывая сказанное выше, можно предположить следующие толкования названия сармат.

1. Сармат-шармат. В вайнахских языках шар- основа слов шери (чеч.) «ровный, гладкий», шаьри (инг.)…, шерри меттиг (чеч.), шаьр моаттиг (инг.) «ровное, гладкое место»… «ровность, гладкость».

С учетом этого лексического материала сармат-шармат может быть признано нахским сложным словом в значении «ровное, плоское место». Такая этимология как нельзя лучше согласуется с характером территории, которую занимали сарматские племена, и с чрезвычайно широким собирательным значением самого термина как этнонима.

2. Однако…, нельзя исключать, что начальный звук в сармат был именно «с». В пользу такой возможности как будто свидетельствует и этимология названия одного из сарматских племен – сербы, сохранившегося у вайнахов в форме саьрби как тайповое имя одного из чеченских обществ. Основа Сар-может быть связана с основой косвенных падежей слова «бык» – сар-, стар-, тар-. Основа Сар- состоит из корня Са, одним из значений которого было «душа, живое животное», и детерминанта -р-. Таким образом сарби могло означать «скотоводы», а сармат «скотоводов племя».

Более вероятным представляется все же первое решение сармат-шармат – «равнинное племя». (Вагапов Я.С. Вайнахи и сарматы. Чеченский архив, т. I. Грозный, 2008. С. 108-109.)

Предлагаем еще один вариант этимологии слова «сармат» с помощью ингушского языка, в значении «сармак» («дракон»). И это допустимо, ибо в древности мифический дракон у многих народов был связан с силой и могуществом. Нередко таким именем ингуши называли и царей. Если здесь вспомнить о том, что имя второго царя Грузии, племянника ингушей – Саурмаг, также связано с ингушским древним именем Сармак, то вероятность существования отдельного государства с ингушским именем намного повышается. Возможно, что и у сарматов был царь под именем Сармак (ингушский ставленник?), от чего и произошло название всего государства. Не просто желательного приписывания, которое мы видим при изучении в советский период истории этого государства, а глубокого анализа и исследования требуют к себе и проживавшие в Сарматии племена, название части которых мы находим в древних источниках. Но для подтверждения или опровержения этой гипотезы здесь, на наш взгляд, нужна новая беспристрастная и кропотливая исследовательская работа. Думается, что подлинные научные работы по Сарматии еще впереди.

Следует считать, что в древнеингушских государствах существовали демократические формы правления. Во главе таких государственных образований стояли военные вожди. Позднесредневековое государственное образование ингушей Г1алг1ай-кожке (Галгай) было построено также на основе военно-демократической формы правления во главе с общим для всего народа демократическим парламентом страны – «Мехк Кхел» (инг.: «Совет (досл. Судьба) страны»), который на время военных действий избирал военного вождя – руководителя Страны.

В части ингушских государств, с древнейших времен институт «Мех-Кхел» существовал в виде демократического правления. «Мехк-Кхел» собирался в исключительных случаях и выносил решения, обязательные для всех…» (Харсиев Б. М-Г. Ингушские адаты как феномен правовой культуры. Назрань, 2009. С. 55.) Этот орган занимался не только внутригосударственным обустройством, но и заведовал практически всеми внешнеполитическими действиями государства. Это был своего рода законодательный и судебный орган страны. По мнению исследователя Б.М-Г. Харсиева, Мехк-Кхел имел все три функции государственной власти у ингушей – законодательной, судебной и исполнительной. Мехк-Кхел имел свое отдельное сборное место. Помимо общегосударственного института правления страной – Мехк-Кхел, были отдельные кхелы и внутри каждого ингушского общества, подчинявшиеся Мехк-Кхел. «Как высший орган управления, Мехк-Кхел занимался в историческом прошлом народов Северного Кавказа и межнациональными отношениями». (Там же, с. 57.) Одним из таких известных исторических мест проведения сборов Мехк-Кхел в Ингушетии, где велись заседания парламента Мехк-кхел, является, по определению Попова И., гора Муйт-кер.. «Со стороны Аккинского общества на склоне этой горы есть большой плоский камень, который служил как бы трибуной для председателя таких совещаний представителей…» (Там же.)

Во всех без исключения этих политических образованиях управление было построено одинаково – на основе постоянной военной угрозы абсолютно всему населению каждого из этих государств. Ибо Кавказ издревле являлся ареной многочисленных нашествий, войн и крупных сражений, которые приносили живущему здесь с древнейших времен ингушскому народу неисчислимые бедствия…

Та часть государственных образований ингушей, которые имели жесткую централизованную власть на основе военно-демократического правления, поддерживаемую всеми ингушскими обществами через делегированных своих представителей, т.н. «кхелхой» (инг. букв.: «вершителей судьбы») в Мехк Кхел – более поздние политические системы ингушских политических образований. По письменным источникам, освещающим разные периоды из истории Кавказа, по всемирно известной, неповторимой храмовой и башенной архитектуре ингушского народа, по топонимо-лингвистическим и археолого-антропологическим данным исследователей, по нартскому эпосу и фольклору, как ингушей, так и других народов Кавказа и, наконец, по сильнейшей трехпоясной оборонной системе Ингушетии (внутриродовой, внутри одного общества и общего для всей страны), состоявшей из каменных крепостей (г1ап), обнесенных каменными оборонительными стенами с боевыми и полубоевыми башнями, иногда со рвами – сегодня очерчиваются части территорий некоторых из данных государств, которые были расположены, как западнее и восточнее современных границ Ингушетии, так и севернее и южнее от них. Один из районов оборонительного пояса средневековой Ингушетии описывает археолог, профессор В.Б. Виноградов: «Район вновь открытой группы памятников оконтурен с запада и с севера долиной реки Сунжи, с востока – глубоким ущельем Ассы. С юга – лесистыми хребтами Черных гор. Естественные рубежи обдуманно и крепко усилены сторожевыми пунктами и небольшими городищами. Они находятся в пределах зрительной связи друг с другом и искусно используют особенности рельефа, возникая в любой точке, удобной для проникновения внутрь этого «укрепрайоана». Таких форпостов не менее 10. Но они – лишь начало, лишь первый пояс вокруг сердцевины гнезда. Под охраной внешних укреплений процветали куда более обширные городища… невольное восхищение вызывает строго продуманная планировка и само осуществление общей оборонительной линии. Все крупные городища второго пояса защиты связаны друг с другом глубоким, многокилометровым рвом. Функции его многообразны. Вырытый на просторной равнине, он представлял собой и тайную, скрытую дорогу для перемещения войск, и укромное место для средоточения резервов, и стратегически важный оборонительный рубеж, преграждающий врагу проход внутрь системы укреплений к центральному, поражающими своими размерами городищу Хатой-Барц». (Виноградов В.Б. Время, горы, люди. Грозный, 1980. С. 29-31.)

Весьма справедливый вывод делает Г.Д. Гумба, говоря о том, что «таргамосианы» воздвигли города на подступах к «Хазарии». «Надо полагать, что сооружение оборонительных цепей по Тереку могло быть под силу не разрозненным племенам, а крупному племенному объединению протовайнахских племен Центрального Кавказа. Потребность их объединения диктовалась не только внутренними социально-экономическими предпосылками, но и необходимостью сплочения перед усилившейся военной опасностью, захватническими и грабительскими нашествиями со стороны степняков». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 72.) Этот вывод Г.Д. Гумбы служит подтверждением того, что древние ингуши жили на Кавказе в политическом государственном образовании с централизованной властью, а к моменту возведения на границах с Хазарией городов оно представляло собой сильное централизованное государственное политическое объединение.

Районы общегосударственных оборонительных сооружений ингушей в древности, наподобие тех, о которых пишет Г.Д. Гумба, охватывали современные территории Осетии, Чечни, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, Ингушетии и горной Грузии, а также Предкавказскую равнину, где ингушские города-крепости стояли «оборонительной цепью», что еще раз подтверждает наше мнение о сильной централизованной власти в политическом образовании древних ингушей, которые, говоря словами Г.Д. Гумбы, таким образом сплачивались перед «военной опасностью, захватническими и грабительскими нашествиями со стороны степняков».

Махли – античное древнеингушское государство

Одним из известных древних этнонимов ингушей является этноним «махли». При более детальном исследовании древних источников, рассказывающих о народе «махли», Г.Д. Гумба определяет границы этнического проживания древних махли // махелонов и их роль в политической истории Кавказа. Ингуши, известные под этнонимом махалы (инг.: солнечные аланы, солнечные люди), являются также создателями кобанской культуры. «В античных источниках немало внимания уделяется племенам и народностям Кавказа. В них мы находим довольно много этнонимов, связанных с Кавказом. Большинство этих этнонимов находит свои параллели среди современных народов Кавказа, но часть из них труднообъяснима, ибо естественно, на протяжении многих столетий наименование того или иного народа могло меняться. Введенные в научный оборот, они вызывают оживленные дискуссии. Однако некоторые из них по тем или иным причинам до сих пор находятся вне поля зрения исследователей. Одним из таких является предлагаемый нами на рассмотрение этноним «махли», упоминаемый среди народов Кавказа Лукианом Самосатским в рассказе «Токсарис или дружба» и Клавдием Элианом». (Там же, с. 27).

Для нас огромный интерес представляет упоминание в «Токсарисе…» у Лукиана Самосатского наряду с известными с античных времен скифами и савроматами «племени махлов». Из текста мы узнаем, что племя махли имело свое царство и царя – «Адирмаха, правителя земли махлиев».

«В Боспоре есть обычай, чтобы женихи за обедом сватались за девушек и объявляли, кто они такие и почему просят быть принятыми в брачное свойство. Так и на этом обеде случилось много женихов, царей и царевичей: был тиграпат, властитель лазов, Адирмах, правитель земли махлиев, и многие другие. Каждый из женихов по окончании же обеда должен потребовать чашу, сделать возлияние на стол и свататься за девушку, осыпая себя при этом похвалами, насколько каждый может похвастаться или благородством происхождения, или богатством, или могуществом». (Там же, с. 29).

Здесь надо сказать, что данный вид сватовства с осыпанием «себя при этом похвалами», не что иное, как сохранившийся по сегодняшний день среди ингушей т.н. «зоахалол» – шуточное сватовство, которое иногда приобретает и форму настоящего сватовства. Сегодня хотя оно среди ингушей и осталось как шуточное сватовство, оно идет из глубины тысячелетий и, надо полагать, в древние времена было настоящим сватовством, как мы видим, у правителя махли Адирмаха в тексте. При подобном сватовстве жених или кто-либо из его друзей у ингушей осыпают похвалами предлагающего свою руку жениха, не забывая упомянуть при этом и о «благородстве происхождения, богатстве или могуществе».

Профессор И.А. Дахкильгов, говоря о шуточном сватовстве у ингушей, пишет: «Ингушское шуточное сватовство предстает уникальным народным обычаем. До сего дня он сохранился и бытует в народе, но не в такой активной форме, как в прошлом. Этот обряд способствовал не только веселому времяпрепровождению молодежи на вечеринках, но также знакомству юношей и девушек. Шуточное сватовство имело две цели: первая – заключение этого самого сватовства в шуточной форме; вторая – возможность… показать… свою красноречивость и остроту ума. Нередко шуточное сватовство становилось как бы прелюдией к настоящему сватовству». (Антология ингушского фольклора. Нальчик, 2003. Т. I. С. 256).

Интересен состав союзных войск, воюющих в войне со скифами, разразившейся из-за убийства Боспорского царя Левканора, отказавшего выдать свою дочь за Арсакома, посла скифов. В одном союзе против скифов выступают боспорцы, махли, савроматы и аланы. Заметим здесь, что махли и аланы в одном союзе. Если рассмотреть этимологию этнонимов «махли» и «алан», то не исключено, что это один и тот же народ, выступающий в контексте под двумя именами – махли и алан, ибо во время сватовства у Боспорского царя нет правителя алан. Название махли означает на инг. яз. «солнечные аланы», т.е. избранные аланы. Таким образом, Адирмах является единственным правителем и «алан», и «солнечных алан» (махли), т.е. этнически одного и того же древнеингушского племенного объединения.

В ингушском языке корень «ал» в слове «алан» (в этнониме махал//махало-н он предстает вторым компонентом «Мах//малх» – «ал») имеет основные необходимые для жизни человека значения. Приведем их: «ала» – «пламя», т.е огонь («сийна ала баьнна йоага ц1и» – «огонь горит синим пламенем»); «ала» – «скажи», «иметь право говорить» («ала дош да хьона» – «имеешь право речи»); «Аьла» – всемогущий Бог, приведем отрывок из обращения к Богу, которое говорится и сегодня в ингушской мольбе: «Х1ай веза хинна вола, тхо доалахь дешвола, тха Аьла, Хьай диках ма дахалахь тхо!» – «Владеющий нами великий наш Аьла (Бог), пусть не обойдет нас твоя милость!»; «аьла» – «правитель», «царь», «князь» («Тирка-ч1ожа аьла Дудар хиннав» – «Дудар являлся правителем Дарьяльского ущелья»). Как видим из приведенных примеров, в корне «ала-н», где «н» является показателем принадлежности родительного падежа в ингушском языке (впрочем, как и в этнониме «махало-н») имеются самые существенные значения для общечеловеческого бытия на земле – религия, огонь, речь, правление.

Г.Д. Гумба считает, что «Левканор» – «общее династическое имя боспорских царей». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 31.) Если судить по тому, что Боспорский царь в период наивысшего расцвета своего государства (IV-II вв. до н.э.) заключает династический брак с правителем Махли Адирмахом, значит, политическая роль и военная мощь государства Махли в жизни Кавказа была огромной. «…Царство махлиев представляло из себя крупное политическое образование. Боспорский царь из женихов своей дочери предпочтение отдает именно правителю махлиев – Адирмаху, который превзошел своих соперников, в том числе и «колхидского» царя…» (Там же, с. 32-33).

Махли//махалоны было сильным и воинственным племенем. Кодзоев Н.Д. пишет: «Махалоны были вооружены щитами и копьями, а вместо панциря надевали волосяные плащи, типа ингушских бурок». (Н.Д. Кодзоев. История ингушского народа. – Магас, 2002. С. 89.)

Имя еще одного царя махелонов и ганахов Анхиала (инг.: Анхи-аьл – правитель Анхи – от инг. «равнина-вода»), называет Н.Д. Кодзоев. (Там же, с. 90).

Здесь надо отметить еще одну существенную деталь «возможность сопоставления махлиев Лукиана с махелонами Арриана» и локализацию их в «Закавказье (на севере Колхиды)», которую допускает Л.А. Ельницкий. (Ельницкий Л.А. Комментарий к переводу В.В. Латышева. ВДИ, 1948, № 1. С. 310, прим. 4).

Г.Д. Гумба, довольно основательно исследуя древние тексты, также основываясь на мнениях многих исследователей, приходит к выводу, что «махлии Лукиана проживали в местах юго-восточнее Ставропольской возвышенности, в западных районах Центрального Кавказа». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 38.)

У другого античного автора Клавдия Элиана также упоминается о «варварском» племени махли. «Некто по имени Дионисий, по занятию купец, часто совершавший из-за корыстолюбия многие отдаленные плавания и поднявшийся далеко от Меотиды, купил там колхидскую девушку, которую похитили махлии, одно из тамошних варварских племен». (Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. СПб., 1893-1900 гг., т. I, вып. 1-3. С. 223).

Г.Д. Гумба считает, локализация махлиев у Клавдия Элиана вполне соответствует локализации махлиев у Лукиана Самосатского.

«…Сведения Лукиана Самосатского и Клавдия Элиана дают нам достаточные основания, чтобы прийти к выводу о том, что племя или племена, известные у античных авторов под названием «махли», населяли западные районы центральной части Северного Кавказа… Название «махли» Лукиана и Элиана находит свое реальное подтверждение в топонимии и этнонимии центральной части Северного Предкавказья». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 40).

В их числе абхазский исследователь называет гидроним Малка, который принял «вследствие метатезы форму махл (малх)», находящийся на территории Кабардино-Балкарии. Данный гидроним «не поддается истолкованию на адыгской языковой почве, как и на балкарской». (Коков Дж.Н. Адыгская (черкесская) топонимия. Нальчик, 1974. С. 145-146).

Ингушскому народу с древнейших времен всегда приходилось защищаться от многочисленных нашествий кочевников. То сужаясь, то со временем опять расширяясь в своих древних этнических границах проживания на Центральном Кавказе, с незапамятных времен этот древний народ создавал неповторимые культуры.

Одной из культур, создателем которой был нахский (древнеингушский) народ (известный также под этнонимом махли//махалоны), является кобанская культура. «На всей территории проживания кобанских племен исследователями давно обнаружен пласт нахских (древнеингушских) топонимов», (Кодзоев Н.Д. История ингушского народа. Магас, 2002. С. 33.) что говорит о непосредственных создателях великой культуры. «Кобанцы в древнегрузинских хрониках именуются кавкасионами и дзурдзуками, которые в научной литературе признаны нахоязычными. Граница расселения кавкасионов и дзурдзуков, согласно грузинским источникам, определяется от Андийского хребта на востоке до мест проживания адыгских племен и соответствует границам расселения носителей кобанской культуры. В античных источниках племена кобанской культуры именуются махли (махалы). Названия «махли» и «махелоны» – это один и тот же этноним, образованный от древнеингушских слов «ма» – «солнце» и «хал» – «бог» и означающий «люди бога солнца». Часть кобанцев, проживавших на равнине (плоскости) в бассейне рек Терека и Сунжи, Страбон называет гаргареями. Этноним «гаргарей» многие исследователи выводят из ингушского слова «гаргар» – «близкий, «родственный». Слово «гар» также в ингушском языке означает «род, ответвление рода». (Там же.)

До сих пор среди ингушей есть род, сохранивший за собой именно в том варианте, в котором он приводится у античных авторов, древний этноним ингушей, создателей кобанской культуры и древнего государства Махли//Малх – махалов, махелонов. Это род Мохлой (по другим данным – отдельное ингушское общество). По информации, рассказанной 90-летним Зурабовым Исраилом, в древности все ингуши, чеченцы, бацбийцы были известны под единым древним названием – Мохлой. (Информатор: Зурабов Исраил Зурупович, 90 лет, ст. Серноводская. По утверждениям Зурабова, раньше все ингушские общества были известны под единым названием – Мохлой. Т.е. надо полагать, что по преданию был период, когда этнонимом создателей кобанской культуры махли//мохли называли весь ингушский народ. И ареалом проживания мохлоев был весь Центральный Кавказ. Поселения с такими названиями находят далеко на запад от Дарьяла (например: у Н.Г. Волковой на территории Балкарии приводятся два селения с подобными названиями – Мохал и Мохаул). Восточнее от Дарьяла есть также селения с подобными названиями. Одно – в районе горы Мохул-лоам (Д.Ю. Чахкиев), где почти вся топонимика кругом связана с названием Мохале, второе под Маьт-лоам (Столовой горой, примерно местность вокруг Дудар-г1ала-Башня Дудара) (Н.Г. Волкова), и в районе Ангушта, примерно в двух километрах юго-восточнее нынешнего расположения села, (Н.Г. Волкова и по данным информаторов). Т.е. был период, когда этнонимом создателей кобанской культуры махалы // махелоны // махли называли все племена и общества, говорившие на нахском языке. Ареалом же проживания мохлоев был весь Центральный Кавказ.

Сегодня древние поселения с такими названиями находят далеко на запад от Дарьяла. Например: у Н.Г. Волковой на территории Балкарии приводятся два селения с подобными названиями – Мохал и Мохаул. (Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века. М., 1974. С. 158.) Не исключено, что упоминаемый Гюльденштедтом кистинский (ингушский) «округ» Макарл, о котором говорит С. Броневский, и есть отдельное ингушское общество Махал, который также восходит к античному этнониму ингушей – махли, махалон. «Гюльденштедт упоминает о следующих округах кистинской провинции: Ингуш; Ахкингурт; Ардахли; Вапи; Осет; Макарл; Ангуш (Большой), Шалха или Малый Ангуш». (Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. С. 156.) «Следующие сборные места или главные деревни (авт.: т.е. центры разных обществ) с приписными к ним селениями принадлежат к Ингушевским союзным обществам: Вани, Осет, Макарл». (Там же, с. 165.)

А.Н. Генко считал, что этимология топонима «гудамакар» состоит из двух компонентов, «гудан» и «махал». Первое является у иронов названием тушин, а вторым они называют ингушей. (Генко А.Н. Из культурного прошлого ингушей. – Записки коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР, т. 5, Л., 1930, с. 709-710). Это племя приводится у автора «Ашхарацуйц», при описании племен Азиатской Сарматии. (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 46). В проживании в прошлом нахских племен на южных склонах Главного Кавказского хребта нет сомнения практически ни у кого из известных исследователей, среди которых Н.Я. Марр, И.А. Джавахишвили, Ф. Утургаидзе, А.Н. Генко, Н.Г. Волкова, А.П. Новосельцев, Т.А. Очиаури, Г.А. Меликишвили и т.д. Таким образом, можно сделать заключение, что этнонимом махли в древности назывались практически все нахские племена. Т.е. государство Махли было политическим образованием всех нахов, а не отдельно одного нахского племени или общества.

По всей вероятности, ингушское политическое образование, способствовавшее первоначальному возникновению Грузинского государства является именно царство Махли – политическое образование нахов в древности известных в кобанский период под единым этнонимом махли, который проживал на территории распространения «позднекобанской культуры (VI в. до н.э. – III в до н.э.), которая покрывала всю центральную часть Северного Кавказа – от Приэльбрусья до Андийского хребта и междуречья рек Сунжа и Аргун…» (Там же, с. 42). Данные выводы Г.Д. Гумбы основываются на античных источниках Лукиана Самосатского и Клавдия Элиана. (Там же, с. 39).

Профессор И.Ю. Алироев видит в названии «малх» «верховного бога нахов». (Алироев И.Ю. Астрономическая терминология в вайнахских языках.АЭС, т. IV, Грозный, 1976.С. 210-224). О распространенности культа солнца среди вайнахов в древности пишут и Е.И. Крупнов, У.Б. Далгат, А.П. Берже. Ч. Ахриев возводит к «малх» и имя ингушского родоначальника легендарного Маго. (Ахриев Ч. Ингуши (их предания, верования и поверья). – ССКГ, вып. 5, Тифлис, 1875). К «малх» в значении «солнце» возводит и имя родоначальника чеченцев Малкх из предания и профессор И.А. Дахкильгов. (Дахкильгов И.А. Исторический фольклор чеченцев и ингушей. Грозный, 1978. С. 15-16).

Г.Д. Гумба выявляет именно форму «махл», под которой известно древнеингушское государство Махли в античной литературе. Он упоминает о сообщении М.Х. Ошаева, где говорится, как «информатор-чеченец считал себя потомком Махло, а о том, что осетины называют ингушей «махьалон», он не знал». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 52).

Г.Д. Гумба также одним из компонентов имени правителя Махли Адирмаха считает «малх», где «а» – «сила», «мощь», «величие»; «дар» – «владеющий», обладающий»; «ма-х» – «солнце», звук «х» Г.Д. Гумба здесь считает, ссылаясь на К.З. Чокаева, «нахским суффиксом» лица». Т.о. исследователь выводит значение имени «Адирмаха» на ингушском языке «Обладатель мощи солнца», т.е. «Верховный солнечник» («малх»), имя, характерное для царских особ древности». (Там же, с. 53).

Исходя из всего сказанного, мы находим подтверждение проживания в I тыс. до н.э. нахского этноса, имевшего свое собственное мощное политическое образование – государство Махли, на обширной территории не только Предкавказья, но и центральной части Кавказа как севернее, так и южнее от Главного Кавказского хребта. «Таким образом, сообщения античных источников о махлах//малхах Северного Кавказа находят свое реальное подтверждение в лице нахов. Судя по данным топонимии, малхи проживали в районах центральной части Предкавказья, видимо, от берегов реки Малка (Малх) на западе до устья рек Сунжа и Аргун на востоке. Т.е. на той же территории, что нахчматеаны древнеармянского и кавкасы, дурдзуки древнегрузинского источников… Полное совпадение сообщений независимых друг от друга письменных источников (античных древнеармянского и древнегрузинского) о проживании нахских племен на вышеуказанной территории во второй половине I тыс. до н.э. оставляет мало места для сомнений. Вместе с тем полная уверенность в нашей правоте могла бы показаться преждевременной, не будь у нас под рукой других веских доказательст, подтверждающих сказанное. Таковыми являются топонимика, язык, археология, антропология и фольклор». (Там же, с. 53-54).

Хон – государственное образование ингушей в III-IV вв. н.э.

О весьма существенной роли у племени Хон в политических событиях на Кавказе в первую половину I тыс. н.э., имевшей собственное политическое объединение, судя по его активной роли то на стороне одних, то на стороне других политических противников на Кавказе говорит Г.Д. Гумба, ссылаясь при этом на древнеармянские источники. «Судя по данным древнеармянских источников, в первой половине I тыс. н.э. (III-IV вв.) наиболее выдающейся и влиятельной среди родоплеменных групп вайнахов является родоплеменная группа хон. В III-IV вв. вайнахские хоны, наряду с другими кавказскими племенами, принимают активное участие в политических событиях Закавказья: то в составе армянских войск в борьбе против Персии (Агатангелос, Фавстос Бузанд), то в ополчении Маскутского царя Санесана при нападении последнего на Великую Армению (Фавстос Бузанд)». (Там же, с. 139-140).

Интересные сведения приводятся у Г.Д. Гумбы о народе «хон», которых раннесредневековые армянские историки (Агатангелос, Фавстос Бузанд) упоминают в перечне племен и народов Северного Кавказа, которых, по мнению многих исследователей нельзя путать с тюркоязычными гуннами, появившимися на Северном Кавказе в конце IV в. (395 г.). В перечне исследователей, считающих хонов кавказским племенем, стоят С.Т. Еремян, К.В. Тревер, Г.Д. Гумба, Е. Моор, Н.Г. Волкова и др.

О проживавших на территории Картли древних хонах пишет и историк Н.Д. Кодзоев: «…Среди племен, населявших Картли до переселения туда ариан-картлийцев, предание из свода хроник «Мокцевай Карлисай» называет воинственных хонов. Племя хоной называется источниками среди древнеингушских племен – создателей кобанской культуры». (Н.Д. Кодзоев. История ингушского народа. Магас, 2002. С.85).

Г.Д. Гумба также вносит ясность в этническую принадлежность хонов. Он пишет: «Ясность в вопрос о хонах Северного Кавказа вносят, на наш взгляд, сообщения «Ашхарацуйца» (авт: Армянской географии VII в.)… Так, в перечне племен и народностей, живущих на Северном Кавказе, автор «Ашхарацуйца» сообщает: «И в тех же (Кавказских) горах после племени Ардоз проживают (племена) Рачан, Пинчев, Дуалов, Хонов, Цхумов, Авсуров, Цанаров, у которых Аланские ворота и другие ворота, называемые Целкан, по одноименному племени. Затем Туши и Хундзы, Кусты-людоеды… Племя маскутов проживает на Вардановской равнине до Каспийского моря, куда упирается ответвление Кавказскиз гор, откуда начинается Дарбандская стена, т.е. Укрепление и Ворота сторожевого города Чора – огромная башня, построенная в самом море. К северу от него (Чора) (находится) царство Хонов, от самого моря к западу от него по Кавказским горам; там же хонам принадлежит город Варачан, а также Чундарс и Смындыр». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 115). Г.Д. Гумба приходит к выводу, что упоминаемые в «Ашхарацуйце» рядом с другими племенами, проживавшими в районе Дарьяльского ущелья хоны – ингушское племя. «Из… «Ашхарацуйца» видно, что хоны названы среди племен, проживавших около Дарьяльского ущелья. Места расселения упомянутых в данном отрывке рачан, цхумов, овсуров и двалов известны довольно хорошо. Так как восточнее двалов, в районе Дарьяльского ущелья, размещаются цанары, далее за цанарами хевсуры и пшавы, выступающие в «Ашхарацуйце» под названием пасх, пусх (авт.: срав. с инг. пхий), то отсюда для хонов остается место лишь на северных склонах Главного Кавказа, восточнее Дарьяльского ущелья. Такое размещение хонов автором «Ашхарацуйца» полностью совпадает с местами расселения старинной и довольно многочисленной вайнахской родоплеменной группы, известной под названием хоны (хоной – «ой» показатель множественного числа в вайнахских языках). В долине реки Арамхи (Махьалдон), правого притока реки Терек, до сих пор сохраняется местность под названием Хоной, являвшаяся центром общества хоаной. Несомненно, что хонов Центрального Кавказа «Ашхарацуйца» следует отождествлять именно с вайнахскими хонами, проживавшими восточнее Дарьяльского ущелья». (Там же, 117).

Действительно, ингушский древний род хоной – с многочисленными родовыми ответвлениями, является одним из самых больших и мог выступать как отдельное возвысившееся общество среди других ингушских обществ, именем которого могло называться ингушское государственное образование, упоминаемое в «Ашхарацуйце», как «царство хонов». В подтверждение своего вывода, основанного на столь компетентном источнике, Г.Д. Гумба приводит упоминание хонов и в древнегрузинских рукописях.

О связи древних хонов с нахским родом (обществом) хоной пишет и Н.Д. Кодзоев: «Этот этноним зафиксирован в Арамхинском ущелье Ингушетии (ингушский род хоной) и в ущелье Чанты-Аргун Чечни (общество хоной). «Хоны» – гунны и «хоны» – древнеингушское племя четко разделяются и в Армянской географии VII в. нашей эры». (Н.Д. Кодзоев. История ингушского народа. – Магас, 2002. С. 85).

Основываясь на данные Клапрота, абхазский исследователь приводит топонимические образования, связанные с Хоне, Хонис-чали также и в долине реки Чанты-Аргун. «Известно, – пишет Г.Дж. Гумба, – что процессы миграции жителей Джейрахского ущелья (долина реки Арамхи) в юго-восточные районы, в частности, верховье реки Чанты-Аргун, как и обратное переселение, были характерны с глубокой древности. Об этом говорят этногенетические предания, данные топонимии и этнонимии». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 115.) Говоря о подобных процессах миграции, исследователь ссылается на работы А.Н. Генко, Ю.Д. Дешериева, В.П. Кобычева.

Расселение хонов одними источниками восточнее Дарьяльского ущелья, а другими в районе Чанты-Аргуна не должно удивлять, ибо это были перемещения (или миграционные процессы) внутри одного государственного образования. Интерес в свете освещения данного вопроса представляет, на наш взгляд, и пример расселения одного из ответвления рода Мохлой – Терлой, в районе Терлой-Ахк, о котором, со слов местных информаторов (один из которых даже прямо называет себя потомком Махло) рассказывает М.Х. Ошаев. Родоначальником рода Терлой является сын Дудара Мохлой – Элда, который переселился из Ингушетии. Про Элда и его сыновей осталось много преданий. Особо рассказывается про Талата, сына Элды, внука Дудара. Сыновья Элда и его потомки основали в районе Терлой Ахк двенадцать горных поселений (по другим данным – пять), главным из которых был «Эль-пхьа» – «Княжеские поселения» (постройку его приписывают Талату). Представители этого рода до сих пор помнят о внутриродовых родственных отношениях своих с родом Дударовых-Мохлой. Некоторые из них называют себя как «терлой» так и «мохлой». Потомки их живут по всей Чечне. При описании Терлой-Ахк М.Х. Ошаев пишет: «Севернее Эль-Пхьа имеется холм с гладкой вершиной. Место это носит название «Сели-те». Холм «Сели-те», несомненно, связан с культом языческого божества Села, управлявшего громом и молнией. В горной Ингушетии, по данным Л.П. Семенова, имеется ряд святилищ, посвященных божеству Села. Языческие предки вайнахов обычно помещали свои божества на вершинах гор. Поэтому, очевидно, и место, посвященное богу грома и молнии, названо «Сели-те» (К богу)». (Ошаев М.Х. Рекогносцировочное описание памятников средневековья реки Терлой-Ахк. // ЧИНИИИЯЛ при Совете Министров ЧИ АССР. Известия, т. VII, вып.1. История. С. 155-158).

Из исследования М.Х. Ошаева становится ясно, что при миграции ингушей с одного места на другое место переносились не только топонимические названия прежних мест обитания, но на месте нового поселения появлялись места, связанные с прежним языческим пантеоном. Появлялись новые храмы и культовые места, связанные с разными именами языческих божеств, как, например «Сели-те».

«Таким образом, – пишет Г.Д. Гумба, – можно констатировать, что сообщения «Ашхарацуйца» о хонах Центрального Кавказа находят свое реальное подтверждение в лице вайнахской родоплеменной группы хоной, которую нельзя путать с гуннами Северо-Западного Прикаспия. В таком случае, когда выясняется существование вайнахских хонов, сведения Агатангелоса, Фавстоса Бузанда о хонах Кавказа, относимых к III-IV вв., получают новое освещение и вносится ясность в казавшиеся противоречивыми сообщения древнеармянских историков о хонах». (Гумба Г.Д. Расселение вайнахских племен по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII века). Ереван, 1988. С. 118.)

Интересные данные мы получаем из сведений приводимых Г.Дж. Гумбой о раннесредневековом ингушском «царстве Хон», связанных с политическими событиями III-IV вв. в Закавказье.

«Помимо вышеприведенных, древнеармянские историки упоминают хонов в связи с событиями III-IV вв., когда они принимали активное участие вместе с другими кавказскими племенами в войнах, имевших место в Закавказье: то в составе армянских войск, в борьбе против Персии (Агатангелос, Фавстос Бузанд), то в ополчении Маскутского царя Санесана при нападении последнего на Армению (Фавстос Бузанд). Прежде чем привести эти сведения, следует указать на то обстоятельство, которое свидетельствует, что в них речь идет именно о вайнахских хонах… Согласно сообщению Агатангелоса, армянский царь Хосров (216-236 гг.) после гибели последнего царя Парфянских Аршакидов Артабана V (213-224 гг.) выступил против основателя новой династии Сасанидов Арташира I. «Хосров собрал войска албанов и иберов, открыл ворота алан, твердыню Чора, … вывел войска хонов … чилбов, лпинов, каспов»… По-видимому, III-IV вв. являются периодом возвышения хонов среди других родоплеменных групп вайнахов. …Под названием хоны … в древнеармянских источниках подразумевается не только собственно родоплеменная группа хонов, но и ряд других вайнахских племен. Видимо, сведения «Ашхарацуйца» о вайнахских хонах следует относить именно к тому слою источника, который отражает положение вещей до середины IV в.». (Там же, с. 122-124.)

Не исключено, что многие сегодняшние ингушские роды были в древности отдельными обществами и племенами, которые могли иметь свои политические образования в союзе с другими ингушскими племенами (наподобие федеративных отношений). А возвысившийся при этом род или отдельное племя могли дать название всему политическому объединению. Подобный пример в истории ингушского народа есть – древнее ингушское государственное образование Махли (по Г.Д. Гумба – Малх) и ингушский род Мохлой, за которым сохранилось не только название политического объединения, но и древнейшее название всех ингушей – этноним махли.

Вероятно, что именно таким образом и возвысился род Хон среди нахов.

Также не исключено, что при условии расселения ингушских обществ с древнейших времен на обширных территориях Кавказа, т.е. на территории этнического расселения древних ингушей, в одно и то же время могли существовать несколько отдельных политических образований. Они могли быть, как связанными между собой федеративными, союзническими отношениями, так и проводящими совершенно самостоятельную политику в политической жизни Кавказа.

Кстати, наглядным примером подобия таких федеративных отношений между разными ингушскими обществами может служить позднесредневековая Ингушетия – Г1алг1ай-Кошке и отношения между разными ингушскими обществами того времени, живших по выработанным издревле у ингушей общегосударственным законам общежития.

Путем показа топонимических названий, связанных с этнонимом махли // махалоны на всей территории Центрального Кавказа, часть из которых напрямую связана с сохранившими за собой древний этноним представителями ингушского рода Мохлой, подтверждаются выводы Г.Д. Гумбы, считающего махли – этнонимом всех нахов, т.е. всего древнеингушского народа.

Ингушское политическое государственное образование – Цанария (Санария) VI в. – ?

Цанары – нередко упоминаемое в древних письменных источниках ингушское племя, жившее в районе Центрального Кавказа. После того, как перестала существовать единая государственная система управления в Картлии (532 г. н.э.), цанары выступают как самостоятельная политическая сила (государство) в районе Центрального Кавказа.

Г.Д. Гумба определяет состав племен, входивших в Цанарию и ее политические границы, таким образом, подводя нас к тому, что она была государственным образованием на политической карте Кавказа, которая возникла в VI в. н.э., после «упразднения царской власти в Картлии: «Цанары распространяют свое политическое влияние на ряд близлежащих горских племен (хевсур, целкан, пшавов, гудамакар, цхават). В связи с этим термин «цанар» приобретает политический смысл для обозначения территории от Дарьяльского ущелья на западе до Тушетии на востоке и от Главного Кавказского хребта на севере до Жинвани – Тианети – Квел-Даба – верховья рек Алазань и Иори на юге. На юге граница Цанарии и Картлии совпадает с общей границей Картлии и Азиатской Сарматии, проводимой автором «Ашхарацуйца». Данное наблюдение показывает, что границы между Азиатской Сарматией и Картлией в «Ашхарацуйце» также являются политическими, а не только этническими, как это обычно трактуется. (Там же, С.140.) Таким образом, судя по выводам Г.Д. Гумбы, перед нами три самостоятельных политических единицы – Цанария, Картлия и Азиатская Сарматия, которые имеют общие политические границы. Но, если судить по тому, что Цанария возвеличилась после упразднения «персами царской власти в Картлии (532 г.)», (Там же), то наиболее значимыми из них в политическом плане оставались два государства – Цанария и Азиатская Сарматия.

Сообщения о цанарах можно найти как в античных, так и в древнегрузинских и древнеармянских источниках. О них упоминают также арабские и персидские летописцы и историки. В «Армянской географии VII в.» («Ашхарацуйц») оно приводится, как и другое ингушское племя хоны, вместе с рядом других племен, жившими на Кавказе. «И в тех же (Кавказских) горах после племени Ардоз проживают (племена) Рачан, Пинчев, Дуалов, Хонов, Цхумов, Авсуров, Цанаров, у которых аланские ворота и другие ворота, называемые Целкан, по одноименному племени. Затем Туши и Хундзы, Кусты-людоеды…» (Там же, с. 115.)

Цанары было племенем, активно влиявшим на политическую жизнь Центрального Кавказа в основном в силу расположения территории своего проживания – Дарьяльское ущелье и вокруг него. Как считает Г.Д. Гумба, «…внимание древних авторов к цанарам вызвано, конечно, той ведущей ролью, которую они играли на протяжении многих столетий в охране главного прохода центральной части Кавказа – Дарьяльского ущелья». (Там же, с. 124.)

При сопоставлении древних источников, где приводятся данные, касающиеся цанаров непосредственно, выявляется интересная деталь несоответствия названия Осетия иронам или современным осетинам. «Положение, когда племена, населявшие южные склоны Кавказа, были подчинены племенному вождю цанаров, могло иметь место после середины VI века н.э., о чем свидетельствует древнегрузинский источник «Мокцевай Картлисай». По данным этого источника выявляется, что после упразднения царской власти в Картлии в 523 г., закрепленный вечным миром в (532 г.) между Хосровом Ануширваном (531-579 гг.) и Юстинианом (527-565 гг.) персы поручили охрану кавказских проходов цанарам. Историк сообщает: «Персы усилились, захватили область эров и Армению, но в особенности завладели Грузией, вошли в Кавказские горы и построили для себя врата Осетии, а именно: одни большие врата в самой Осетии, двое ворот в Двалетии и одни врата в Парачване Дзурдзукском (resp., находящемся в Дзурдзукети); поставили тамошних горцев в качестве пограничной охраны, а затем назначили одного человека в Цанарском ущелье и подчинили ему (охрану)»(«Обращение Грузии в христианство»). Сведения «Мокцевай Картлисай» об укреплении кавказских проходов персами согласуются с сообщениями арабских авторов Балазори и Ибн-ал-Факиха. По Ибн-ал-Факиху, Ануширван «построил Дзурдзукию, представляющую из себя 12 ворот, а над каждым – каменное укрепление». Отсюда следует, что на племенного вождя цанаров была возложена охрана главных проходов Центрального Кавказа». (Там же, с. 127-128.)

Таким образом, область, называемая Осетия, где были построены врата, была известна со средневековья и являлась названием части территории ингушского государства Цанария, как, например, Двалетия, Кистетия или Тушетия. А если судить по сведениям Ибн-ал-Факиха, то все области, где были выстроены 12 ворот с каменными укреплениями над каждым из них – практически являются всей территорией Дзурдзукетии. Также, на наш взгляд, необходимо отметить и то, что, если ингуши-цанары владели двенадцатью самыми основными проходами из Закавказья на Северный Кавказ, то они были также и владетелями территорий севернее 12 данных «ворот». Т.е., практически, судя по сообщениям Ибн-ал-Факиха, на наш взгляд, вырисовывается граница всей Цанарии (Дзурдзукетии), которая охватывала примерно ту же территорию, что и античное государство Махли//Малх у ингушей.

(Здесь надо заметить, что, даже в середине XIX в. на Кавказе наблюдалось приписывание иронам истории других народов Кавказа, или же приписывание обществ других северокавказских народов иронам в политических целях. (Кипкеева З.Б. Северный Кавказ в Российской империи: народы, миграции, территории. Ставрополь, 2008. С. 264-265.)

Это наводит нас на мысль, что, вопреки мнению Г.Д. Гумбы, границы ингушского государства Цанария простирались далеко на север от мест расположения 12 ворот, построенных Ануширваном в Дзурдзукетии, и выходили на северокавказские предгорные равнины. Ибо Цанария, судя по всему, представляла из себя мощную политическую силу на Кавказе, и, при условии владения проходами по Главному Кавказскому хребту, вполне уверенно вырисовываются и подконтрольные им территории севернее данных переходов – практически весь центральный район Северного Кавказа с предгорными равнинами.

Армянский исследователь Г.Г. Мкртумян склонен считать, что еще с античных времен охрана Дарьяльского прохода была наследственной обязанностью вождя ингушей-цанаров, и «что эта наследственная обязанность вождя цанаров должна была выдвинуть его политически и сделать его главой окружающих племен». (Там же, с. 124.) Т.е., другими словами, Г.Г. Мкртумян не отрицает возможность возникновения политического образования во главе с вождями этого племени вокруг цанаров, куда могли входить и другие окружающие их племена. Практически Цанария по Г.Г. Мкртумяну – государство.

Как известно, вопросами происхождения цанаров занималось большое количество исследователей, в том числе Н.Я. Марр, А.Н. Генко, А.П. Новосельцев, С.Т. Еремян, В.Ф. Минорский, Н.Г. Волкова и др., которые единодушно локализуют цанаров в районе Дарьяльского ущелья.

Г.Д. Гумба считает, что «…термин «цанар» в «Ашхарацуйце» употреблен в собирательном, политическом значении, включая в себя не только целкан, но и цховат, гудамакар, хевсур, пшавов», которые вплоть до XVII в. говорили на ингушском языке. И, основываясь на древнегрузинский источник «Мокцевай Картлисай» считает, что с середины VI в. эти «племена были подчинены племенному вождю цанаров». (Там же, с. 127.) При этом, ссылаясь на Н.Г. Мкртумяна, Г.Д. Гумба утверждает, что цанары охраняли не только один Дарьяльский проход, а все «главные проходы Центрального Кавказа». Он также считает, что эти сведения «Мокцевай Картлисай», рассказывающие об укреплении основных проходов Центрального Кавказа цанарами, по мнению ряда исследователей и по сообщениям источников согласуются и с тем, что писали арабские авторы Балазори и Ибн-аль-Факиха. «И (авт.: в силу подчинения главных проходов Центрального Кавказа вождю цанаров) соответственно племенному вождю цанаров были подчинены в военном и политическом отношении и племена, проживавшие вблизи этих проходов – гудамакарцы, целканы, цхаваты, хевсуры и пшавы, что дало основание автору «Ашхарацуйца» назвать территорию их проживания «Цанарией» – в широком, политическом значении» (авт.: выделено мною). (Там же, с. 128.)

Раннесредневековое государственное образование ингушей Цанария, возникшее в VI в. н.э., имела свои четко очерченные границы и самостоятельное политическое правление. «Границы Цанарии на юге с Картлией (по линии Жинвани-Тианети- Квел-Даба – верховье рек Алазань и Иори) полностью совпадает с общей границей, проводимой автором «Ашхарацуйца» между Картлией и Азиатской Сарматией. Следовательно, выяснив, что Анания Ширакаци употребляет термин «цанар» в политическом смысле, вполне обоснованно можно считать, что и границы, которые он проводит между Азиатской Сарматией и Картлией, также употребляются им в политическом значении, а не только в этническом, как это обычно трактуется. Сказанное подтверждается и тем, что племена аргвелов и цхумов, перечисленные в Азиатской Сарматии, автором «Ашхарацуйца» вторично названы в описании Картли, где эти области являются составной частью Картли, что имело место в действительности. Несомненно, что области аргвелов и цхумов вторично названы и включены в Картли в политическом отношении. А остальные племена южного склона Кавказа политически не зависели от Картли. В противном случае, автор «Ашхарацуйца» при описании Картли непременно включил бы эти племена в ее состав, как это он делает в отношении к аргвелам и цхумам. Северная граница Картли, отделявшая ее от Азиатской Сарматии, по «Ашхарацуйцу» проходит, начиная от области Цхум на западе, по линии Жинвани – Тианет – Квел-Даба, а земли, лежащие к северу от нее в Азиатской Сарматии, называются Цанарией», т.е. перед нами две политические единицы – Картлия и Цанария…» (Там же, с. 129.)

Таким образом, основываясь на употребление термина «цанар» у Анания Ширакаци в политическом смысле и считая, что определение границ между политическими образованиями идет не этнически, а политически, Г.Д. Гумба приходит к выводу, что «перед нами две политические единицы – Картлия и Цанария…» Т.е. Цанария – это не что иное, как средневековое ингушское политическое образование, существовавшее, в основном, на территории современной Грузии. «Предложенная интерпретация сведений «Ашхарацуйца» согласуется с последующими событиями, имевшими место в рассматриваемом регионе. После падения Сасанидского Ирана именно, цанарами была возглавлена успешная борьба племен южного склона Кавказа против Арабского халифата. Эта борьба завершилась образованием феодального княжества, а затем царства, во главе с господствующей знатью цанаров, известная в армянских и арабских источниках соответственно как Цанария и Санария, в грузинских – Кахети». (Там же.) В этих выводах абхазский исследователь не одинок. Обстоятельно этот вопрос исследован в работе Г.Г. Мкртумяна «Грузинское феодальное княжество Кахети в VIII-XI вв. и его взаимоотношения с Арменией». (Ереван:۬ Изд. АН Арм. ССР, 1983.)

Итак, исходя из вышесказанного «следует заключить, с достаточным на то основанием, что в «Ашхарацуйце» термин «цанар» употреблен в политическом значении, которым, начиная с середины VI в., обозначали территорию от Дарьяльского ущелья на западе до Тушетии на востоке и от Главного Кавказского хребта на севере до Жинвани – Тианети – Квел-Даба – верховье рек Алазань и Иори на юге». (Там же, с 130.)

В вопросе этнического происхождения цанар, согласно работам В.Ф. Минорского, А.П. Новосельцева, Г.Г. Мкртумяна, Г.Д. Гумбы они являются ингушами. Проводя этимологию этнонима «цанар», Г.Д. Гумба приходит к заключению, что оно имеет «генетическую связь… именно с вайнахским этническим миром». «Прежде всего, название цанар объясняется на базе нахских языков и имеет этимологию, характерную для нахской этнонимии. Слово «цанар» ца-на-р расчленяется на три компонента: ца в нахских языках означает «огонь», «очаг», «дом», «поселение», а в пантеоне нахских языческих богов обозначало «божество огня». (Там же, с. 131).

Есть, на наш взгляд, и второе объяснение этнонима «цанар» на ингушском языке. По нашему мнению слово «цанар» состоит из двух компонентов: ц1а – на1ар (наар). Первая часть слова, бесспорно, означает на ингушском языке, как выше было указано, «огонь», «очаг», «дом», «поселение», а второе слово является родительным падежом слова «ни1» – «на1ара» в значении «дверь», «ворота», определяя принадлежность дома к воротам (т.е. к проходу). Таким образом, получается значение «цанар», как «дом или (крепость) для двери (прохода)», что, несомненно, прямо указывает на основной вид деятельности цанаров – охрана и контроль над всеми (12) главными проходами («дверьми») на Центральном Кавказе.

Г.Д. Гумба уверен в своих выводах и в подтверждение приводит сведения еще одного древнеармянского историка Вардана Великого (Всеобщая история Вардана Вардапета. Венеция, 1862 г. С. 101). (Там же, с. 132.) Также исследователь, основываясь на древнегрузинский источник «Мокцевай Картлисай» и сопоставляя его данные со сведениями Вардана Великого находит общую связь между ингушскими хонами (о которых мы выше говорили) и цанарами: «Здесь же вспомним о вайнахских хонах…, связь которых с хонами «Мокцевай Картлисай» очевидна». (Там же, с. 134.)

Итак, мы можем на основании вышеизложенного сделать вывод о том, что Цанария (известная впоследствии как Кахетия) являлась крупным ингушским политическим объединением («царством») раннего средневековья на Центральном Кавказе. В Цанарию входило определенное количество племен, и она имела свои политические границы, «во главе с господствующей знатью цанаров», т.е. древних ингушей, которые владели основными проходами на Центральном Кавказе. Также мы видим, что названия Цанария – Санария – Кахетия – это название одного и того же государственного образования.

Все это, конечно, не случайное совпадение и мы вправе утверждать, что цанары – древние ингуши. «Вышеотмеченное совпадение данных лингвистики, топонимики, письменных источников и этногенетических преданий, конечно, нельзя отнести к категории случайных. Они ясно свидетельствуют о принадлежности цанар к вайнахскому этническому миру». (Там же, с. 135.)

Это еще раз подтверждает нашу мысль о том, что в возникновении грузинских государств древние ингуши имели самое непосредственное отношение. Это вытекает, как из вышеизложенного по Цанарии-Кахетии, бывшим политическим объединением ингушей, так и из того, что первым грузинским царем был ставленник ингушей Парнаваз.

Нельзя не учитывать и тот факт, что на основании раннесредневековых армянских и грузинских источников, с помощью которых прослеживается путь возникновения и существования Цанарии, перед нами встают и многие факты миграционных процессов среди древних ингушей, в данном случае связанных с ранним средневековьем.

И, наконец, Г.Д. Гумба выводит названия хоны и цанары с античных времен: «В надписи Персеполиса (V в. до н.э.) среди перечня народностей… названы хоны, помещаемые между Каппадокией и Сасперией, т.е. в тех же местах, что саны (цаны, чаны) и халды античных и древнеармянских источников». (Там же, с. 135-136.)

Здесь можно добавить лишь то, что в древние времена некоторые ингушские рода представляли собой отдельные нахские племена, не раз влиявшие на политическую судьбу Кавказа.